На дорогах войны
Шрифт:
— Немцы под Москвой! — начал он. Затем подробно стал описывать обстановку на фронте, рассказал о конкретных задачах частей и соединений, командиры и комиссары которых находились в зале. И вдруг генерал умолк на полуслове. Через зал к сцене медленно шел худощавый человек в штатском, с бородкой клинышком. Мы сразу узнали Михаила Ивановича Калинина. Командиры встали.
— Товарищ Председатель Президиума Верховного Совета СССР! Командиры и комиссары находятся на разборе оперативной обстановки! — четко доложил генерал.
Михаил Иванович подал ему руку,
— Здравствуйте, товарищи!
Мы дружно ответили. Он попросил нас сесть. Сняв с головы каракулевую шапку, Калинин положил ее на край стола и, потрогав пальцами свою серебристую клинообразную бородку, заметил:
— Надеюсь, товарищ генерал уже ввел вас в курс дела?
Он прикрыл рот рукой и простудно кашлянул. Полковник, стоявший рядом, пододвинул Михаилу Ивановичу стул. Калинин поблагодарил его, но не сел. Мы с Назаровым, да и не только мы, с восхищением смотрели на него. Выглядел Калинин усталым. Но, несмотря на это, говорил убедительно, четко чеканил каждое слово:
— В сражении под Москвой на сибиряков и уральцев наша партия и правительство возлагают большие надежды! Вас вооружил народ боевым современным оружием. Бейте же безжалостно фашистских захватчиков, чтобы они не нашли обратно дорогу! Смерть немецким оккупантам!
— Смерть немецким оккупантам! — откликнулись командиры.
Из-за кулис адъютант генерала принес стакан крепко заваренного чая и подал его Михаилу Ивановичу. Он поблагодарил и тут же заметил:
— Холодно. Погода обещает быть еще суровей. Немцы плохо переносят холод. Зато для нас мороз — союзник.
Кто-то попросил разрешения задать вопрос. Михаил Иванович спустился в зал к товарищам. Завязалась непринужденная беседа. Калинин сам спрашивал командиров и комиссаров о боевой готовности частей, о настроении личного состава, все ли в порядке со снабжением продовольствием и обмундированием. Он садился рядом с командирами, брал их за плечи и дружески беседовал. В эти минуты он не выглядел усталым. Лицо его румянилось, глаза радостно блестели. Он то и дело удовлетворенно поглаживал свою бородку. Подошел Калинин и к нам. Мы с комбатом встали, выпрямились.
— Ну-ну, без официальностей! — усаживая нас рядом с собой, сказал Калинин.
— Вы уральские лыжники? А как думаете бить фашистов?
— Беспощадно! — ответили мы. Михаил Иванович улыбнулся, заглянул нам в глаза и снова спросил:
— А готовы ли вы к этому? Ведь они неплохо воюют.
— Мы их сильнее! — убежденно ответил я. Михаил Иванович ласково взглянул на меня и спросил:
— А скажите, лыжники все так же молоды и здоровы, как вы? — Потом он улыбнулся и сказал: — С такими молодцами мы победим любого врага!
А когда уходил от нас, с отцовской строгостью предупредил:
— Зря не рискуйте, берегите людей, думайте о них в любой обстановке!
Когда мы возвратились в батальон, бойцы окружили нас. Весть о том, что с нами беседовал Михаил Иванович Калинин, разнеслась с быстротой молнии. Солдаты и командиры знали, что он заботится о воинах, проверяет готовность к наступлению,
В боях и походах в Подмосковье мы всегда помнили наказ Михаила Ивановича Калинина и беспощадно громили гитлеровских оккупантов.
После боевого похода наш батальон расположился на отдых в деревне Подчертково. Лыжники приводили в порядок оружие и снаряжение, готовились к новым боям. Мы с командиром батальона капитаном Назаровым сидели за столом. Вдруг в передней комнате шмелем загудел зуммер.
— Мороз слушает! — взяв трубку, сказал Назаров. — Что?.. Самолеты? — озабоченно переспросил он через минуту и взглянул на меня.
Я прикрутил ярко горевшую керосиновую лампу и осмотрел маскировку на окнах.
— Усильте наблюдение, объявите тревогу! — приказал капитан и быстро связался с командиром бригады.
В эту полночь санитар Калькаев возвращался из второй роты в санчасть. От деревни Террасы до Подчертково десять километров, и он решил пробежать этот путь на лыжах. Миновав последние патрули у деревни Террасы и углубившись в лес, Калькаев услышал гул самолетов. Они шли низко, казалось, готовясь сесть где-то недалеко, за лесом. Калькаев не отрывал от них глаз. Вдруг в лесу вспыхнул свет, и самолеты, сделав круг, начали удаляться. Калькаев понял: кто-то дал сигнал самолетам. Лазутчик был здесь, рядом с ним, в лесу. Его надо захватить во что бы то ни стало. Не раздумывая, санитар бросился в глубь леса. Стояла щемящая тишина. На том месте, где сверкнул огонек, его лыжи за что-то зацепились. Нащупав веревку, Калькаев потянул ее к себе. Из сугроба показался парашют. От притоптанного снега в лес пролегла глубокая лыжня. Калькаев еще раз осмотрелся, прислушался. В лесу морозно потрескивало, небо затянулось облаками, пошел снег. Казалось, враги все предусмотрели, даже пургу, которая заметает их следы.
И вдруг прямо перед собой Калькаев увидел одинокий домик лесника. Лыжня привела его к самой двери. У стены торчали воткнутые в снег две пары лыж. Калькаев облегченно вздохнул: здесь, в избе, враги были, как в ловушке. Спрятавшись за сосну, он стал ждать. Вскоре дверь скрипнула, и на пороге показался человек. Воровато оглядевшись по сторонам, снова скрылся в избе. Калькаев снял лыжи и подошел к окну. За столом сидели двое. Один светил крохотным фонариком.
— Вот бумага. Здесь все расписано, — торопливо говорил он.
Калькаев присмотрелся и ахнул. Это был житель деревни Подчертково Валентин Папула, всегда выказывавший необыкновенное любопытство к лыжникам-уральцам. Второй (это был парашютист) быстро прочитал бумагу и сунул в боковой карман.
— Опасно, лыжники везде, лучше скорее уходите! — торопил его Папула.
— Сколько километров до наших? — поспешно спросил парашютист.
— Десять. Места знакомые, проведу. До рассвета и сам буду дома, — успокаивал Папула. Фонарик погас. Калькаев отскочил от окна и встал за сосну. Вскоре скрипнула дверь, вышли двое в белых халатах.