На единорогах не пашут
Шрифт:
— Да — спокойно ответил Шингхо, прикрыв глаза. — Можно. Сделать то, чего ты никогда не сделаешь — и чего никто не делал до тебя. Отдать цепь герцогов Вейа Хелла. Еще можно. — Он не искушает тебя. Он просто выкладывает все карты на стол.
— И?
— И герцогство Вейа навсегда исчезнет с лица земли.
— Да, невосполнимая потеря… Для кого?!
— Для тех, кто зовет себя «майорат Вейа». Ты представляешь, что будет с душами людей, у который отнимут смысл даже не жизни — смысл смысла, если так можно сказать, надеясь на твое понимание? Ты просто-напросто навсегда — на поколения вперед и без надежды, оставив им при этом память, учти это, лишишь их возможности не то, что быть — но даже когда-нибудь стать самим собой.
… Тебе
— Человек не побежден, пока его не победят.
— Человек? — сам себе сказал Шингхо и хрипло рассмеялся. Но почти тут же оборвал смех, как всегда, не опускаясь до разъяснений, что его рассмешило в этот раз.
— Прежде, чем ты пойдешь проверять своих людей, встреться с теми, кто живет и хозяйничает в Замке по ночам, — непривычно серьезно сказал Шингхо, — с теми, кто закидывает обратно в печку выпавший уголек, не давая случиться пожару, с теми, кто толкнет тебя в бок среди сна сказав негромко «беда», с теми, кто стонет в башнях, оплакивая ушедших родовичей Вейа и страдает, предвидя смерть следующего Вейа, с теми, кто оберегает двор, овины, бани, погреба, снедь и вино в них, твою живность, кто убирает в кухне, если слуги не забудут положить в миску творогу, даже с теми, кто ночью иногда душит тебя. Они имеют на тебя ничуть не меньше прав, чем те, кого ты по привычке называешь людьми.
Спорить с Шингхо не приходилось. Ты последовал за ним — он важно шел по лестницам и переходам, открывая двери с привычностью давнего обитателя этого замка — что удивительного! Герб Вейа — разъяренная атакующая Сова с закрытыми глазами. Этой достоверной деталью атаки сов мы обязаны, само собою, совам. Потом он внезапно встал, провел крылом по стене и негромко сказал: «Вада ту рам!» — и плита отошла, открывая, само собою, могильно-черный проход. Не совсем понимаешь, где в стенах замка находится этот зал, еще меньше понимаешь, как он там вообще поместился. Но важно то, что он есть, и ты, уже попривыкнув к тому, что не все можно так сходу, объяснить, но тем не менее, этим чем-то можно пользоваться, ныряешь вслед за совой. Темно. Сухо, чисто и темно.
— Дайте свет, — негромко требует Шингхо.
… Соседи зачастую склонны к шуткам, жестоким розыгрышам, мистификациям — можно ждать, что и сейчас что-то такое произойдет, ты ожидаешь этого, точнее, жаждешь — но свет зажигается мгновенно и вот теперь ты понимаешь, что в самом деле, шансов у тебя и всех твоих, нет.
… Они стоят перед тобой, герцог Вейа по прозванию «Дорога», стоят молча, ожидая чего-то. Быть может, твоих слов, а быть может, готовясь заговорить. А ты, Дорога, стоишь перед ними, положив руки на тяжелый пояс и перекачиваясь с пятки на носок — как уже привык стоять перед теми, кто зависит от тебя. И тут ты понимаешь, чего они ждали — они давали тебе время привыкнуть к ним, а оно тебе даже не понадобилось. Ты привык. По-хорошему привык к этой земле. И дело тут не в том, что страх перед предстоящей бойней заставил тебя забыть о том, с кем ты разговариваешь.
Х-ха! Еще несколько месяцев назад, в своем старом городе, ты мог лишь мечтать о такой встрече — с глазу на глаз, уверенно зная, что перед тобою — нежити, незнати, те, кто заставляет тебя проснуться и потом долго прислушиваться спросонок — помстилось? Было? Кто-то кашлянул? Усмехнулся, провел мягкой лапкой по волосам? Расхохотался в ночном лесу по сентябрю? Было? Помстилось? Будет?… Чья тень мелькнула перед тобой на стене двора? Что она хотела и хотела ли вообще чего-то? И была ли? Крохи, подачки, вымысел, сны, книги, чутье — вот и все, что было тебе дано изначально. А теперь они стоят перед тобой, герцог Вейа, по прозвищу Дорога. Прозвище дали тебе совы, а они не ошибаются, так их и разэтак! С тебя хватило дорог — впервые войдя под сень герцогского замка, ты просто-таки почуял — тяжесть и темнота, клубившиеся под сводами черепа последние годы, ушла… Замок герцогства Вейа оказался тем домом, что ты искал и никак не мог найти там, в другой жизни.
— Здравствуйте, Соседи. Что вы хотели сказать мне?
… Домовой. Два Клуракана, совершенно трезвые, дворовый, банник, овинники, пастень, суровый, как и должен быть, кутиха, блазень, скромно сливающийся со слабоосвещенной стеной… Это нежити.
За ними пропадают в сумерках, которые не может — или не должен, разогнать светец, стоит еще кто-то, неразличимый — понимание снова окатывает тебя — это незнати.
Несколько призраков, скорбных и нелюдимых, их темные провалы на лицах, заменяющие глаза, смотрят (ты чувствуешь это) прямо тебе в глаза.
Ты видел их всех раньше. В мечтах. Во снах. В рассказах. В книгах — серьезных и нет. В деловитых описаниях примечаний в других книгах, где они просто мелькнули в строках — просто и безлико описывающих их — нежитей, незнатей, сидов, соседей — так безлико, что можно лишь понять, как они выглядели бы, но тебе они давали возможность увидеть их, как они есть…
— Где баньши? — зачем-то спрашиваешь ты. Потом понимаешь, что ты спросил то, что должен был спросить — она должна жить в замке, но тут ее нет.
Вперед выходит невысокий нежить, строгий и мохнатый. Он на кого-то похож — чем-то. На кого-то чем-то, но на кого и чем? Чуть позже до тебя доходит — на тебя. Нежить чем-то неуловимо похож на тебя. Несмотря на большую разницу в росте, одежде и лохматости.
— Говорить буду я, герцог. Я Гёрте, Большак этого замка, — негромко говорит нежить. — Баньши здесь, просто тебе пока, судя по всему, еще не пришла пора ее видеть. Ты же знаешь, кому она показывается?
Ты киваешь. Медленно и спокойно. Ты знаешь, кому и когда показывается баньши.
— Хорошо. Мы попросили Шингхо привести тебя сюда, чтобы узнать от тебя, — он нажимает на эти слова «от тебя», — что ты намерен делать. А уже из твоих слов, мы, нежити и незнати, будем решать, что делать нам.
— Мы будем драться, Гёрте. Герцог Вейа по прозванию «Дорога» примет бой на стенах своего дома. Это решено.
— Ясно, — коротко говорит Гёрте. — Теперь каждый говорит сам за себя. Я, Гёрте, хозяин замка, остаюсь тут, невзирая на предстоящий исход. Что скажете вы? — теперь он обращается к остальным и тем, кто позволил бликам светца показать мне их черты, и тем, кто стоит на краю освещаемого пространства комнаты.
Негромкое… Шушуканье? Шепоток? Говорок? Рябь на слуху? Просто поток негромких образов на грани скорее осязания, чем слуха, окатывает тебя. И Гёрте кивает ему, прекрасно поняв, что он значит.
— Герцог, все остаются тут. До единого. Чем бы это ни кончилось. Наши семьи слишком давно живут бок о бок, чтобы мы, их потомки, когда-нибудь решились покинуть этот замок. Слишком давно мы считаем его своим и слишком громко в каждом из нас говорит его честь, не допускающая и мысли о столь мерзком предательстве и последующей отвратной жизни — по лесам и полям, преследуемые оборотнями. Мы не желаем видеть себя ловцами на мелкую дичь и промышляющих воровством, опускающимися, дичающими, тоскующими по самим себе! Гадко и гнусно оставить дом, но еще более гадко сделать это из страха. Мы остаемся.