На ее условиях
Шрифт:
Симона открылась для него, и когда он провел вниз по ее бедрам, то нашел ее влажной, готовой.
Она вскрикнула и выгнулась на постели, когда его пальцы тронули самое чувствительное место. Алесандер знал, что должен уделить этой ласке больше времени, не спешить и приласкать ее как следует.
«Следующий раз». Он знал, чего она хотела сейчас.
Алесандер не надел презерватив, это больше не было нужно. Симона уже беременна, уже носит его ребенка. Он провел ладонью между ее ног, погладил пока еще плоский живот, идеальную грудь, которая будет кормить их дитя. Симона выдохнула стон, и
Когда он устало устроился рядом с ней и притянул ее ближе, Симона прижалась к его боку.
— Спасибо, — прошептала она.
Алесандер поцеловал ее в макушку, слушая, как успокаивается ее дыхание, когда Симона соскользнула в сон. Он гадал, когда успел измениться так, что мысль о том, что она останется, начала вызывать у него удовольствие. А мысль о ребенке — ощущение счастья. Он не знал, когда это случилось и почему. Может, утром его мысли прояснятся. Хотя утра Алесандер ждал не только поэтому. Восход солнца означал, что женщина в его объятиях проснется, и они снова смогут заняться любовью. И может, потом Симона почувствует себя лучше и будет в настроении поговорить. Наверняка тогда она вспомнит, что хотела рассказать ему о ребенке.
Глава 14
Когда Симона проснулась в объятиях Алесандера, ее печаль никуда не исчезла, но она чувствовала себя лучше, чем несколько последних недель. Согретой, обласканной и, может, даже немножко любимой. Когда она уедет, ей будет приятно думать, что Алесандер хотя бы немножко ее любил. Потому что прошлая ночь доказала Симоне, что она любила его. Он помог ей прогнать оцепенение, показал, что жизнь продолжается, он подарил ей не только секс, но и нежность, и за это она любила его еще сильнее. Уехать от него мучительно, но она будет утешаться памятью об этой ночи.
Симона хотела заняться любовью еще раз, зная, что у нее оставалось мало времени, но Алесандер мягко отстранил ее, поцеловал в лоб и, сказав, что она не должна перенапрягаться, пошел готовить ей завтрак. Смущенная и немного обиженная, она заподозрила, что Алесандер уже отдаляется от нее, ожидая ее отъезда.
За завтраком, когда она ела приготовленный им омлет, мужчина смотрел на нее так, словно ожидал от нее чего-то. Боялся, что она внезапно начнет биться в рыданиях, поэтому так заботился?
— Что-то не так? — Она опустила вилку, снова поймав на себе его взгляд искоса.
— Не знаю, — отозвался Алесандер неискренне. — Ты, случайно, ничего не хочешь мне сказать?
Симона
— Например?
— Ну… — Уголки его губ выгнулись в улыбке. — Может, ты знаешь что-то, чего не знаю я, и захочешь поделиться? Чем-нибудь интересным, какой-нибудь тайной?..
По спине девушке пробежали мурашки. Он не мог знать. Это было невозможно, он никак не мог догадаться. Они едва слово друг другу сказали за последний месяц, а прошлой ночью ей было не до слов…
— У меня нет секретов.
— Совсем никаких? Ничего, что ты хотела бы мне сказать?
«Ничего, что ты хотел бы услышать».
— Я понимаю, что тебе может быть трудно это сказать. Я столько раз тебя предупреждал, но теперь наши отношения изменились. Я не хочу, что бы ты что-то от меня скрывала.
Симона нервно сглотнула. А если он чувствовал к ней то же, что она к нему? Неужели он ее полюбил? После прошлой ночи она хотела в это верить. А с тем, как он смотрел на нее сейчас, как нежно и ободряюще взял за руку, это могло оказаться правдой.
— Не волнуйся. Скажи мне.
— Хорошо. — Симона попыталась найти смелость, чтобы сказать правду. — Есть кое-что…
— Я так и думал. Что?
Его рука была сильной и теплой, и девушка улыбнулась, глядя в его темные глаза:
— Алесандер, я люблю тебя.
Мягкость в его взгляде сменилась недоумением.
— Что? Это все? Я думал, ты скажешь мне о ребенке. Когда ты собиралась сказать мне о ребенке?
— О чем? Нет никакого ребенка.
Алесандер потряс головой и выпустил руку Симоны.
— Я слышал, ты сказала Фелипе…
О боже. И она только что сказала, что любит его.
— Ты был там?
— Конечно, я там был. Мне позвонила сиделка. И я слышал, ты сказала Фелипе, что беременна. Что у нас будет ребенок, и мы назовем его Фелипе. Я слышал это!
— Алесандер… — Симона запнулась. — Ты должен понять…
Мужчина вскочил со стула и пересек комнату, вцепившись в волосы.
— Черт возьми, ты сказала это. Зачем, если это неправда?
— Потому что Фелипе хотел это услышать.
— Фелипе вряд ли мог тебя слышать, не говоря уже о том, чтобы понять!
— Нет, ты не понимаешь. В тот день, когда он упал… до этого он сказал мне, что больше всего он хотел бы услышать о ребенке до того, как умрет. Он хотел знать, что его род продолжится после его смерти.
— Но в тот день…
— Я помню.
— Мы не предохранялись, и с тех пор ты молчала, а потом я услышал, что сказала Фелипе, и подумал…
— Мне жаль. Я тебе не сообщила, неделю назад у меня были месячные. Мы с тобой едва разговаривали, и я не думала, что тебе это интересно.
Ребенка не будет. Алесандер смотрел в окно и не видел роскошного пейзажа. У Симоны были месячные. Она не беременна. И думала, что ему все равно.
«А почему мне не все равно?»
Несколько недель он пытался изображать безразличие, но, услышав ее слова у постели Фелипе, Алесандер осознал, насколько ему важно, чтобы она осталась с ним. И насколько важен ему этот ребенок. Которого не существовало. Его малыша. Его сына. Это ранило Алесандера гораздо больше, чем он мог ожидать.
— Ты вообще когда-нибудь говоришь правду? — развернувшись, бросил он в лицо Симоны.