На фарватерах Севастополя
Шрифт:
Усилился и снова изменился ветер, и лодку понесло на юг, в открытое море. Это было все-таки лучше, чем угодить к чужим берегам. И еще повезло: волной прибило к лодке разбитый деревянный щит, который служил в мирное время мишенью при стрельбах. Это была замечательная находка. Из остатков щита сделали весла и даже соорудили мачту, а парусом стал парашют. Теперь лодка шла уже к своим берегам, и, хотя до них было еще далеко, летчики настойчиво стремились к своей цели. Штурман Зимницкий днем ориентировался по жгучему солнцу, а ночью по звездному небу и яркой Полярной звезде.
В один из дней их обнаружил немецкий самолет-разведчик. Он покружился
– Парус убрать! Всем укрыться! [53]
Экипаж улегся на дно лодки, и летчик натянул сверху парашют. Через некоторое время самолет вернулся, настойчиво гудел мотор, то приближаясь, то удаляясь, а люди неподвижно лежали в лодке. Так самолет и не нашел лодки во второй раз и ни с чем улетел.
А к пострадавшему экипажу подбиралась новая беда: все сильнее и сильнее задувал штормовой ветер. Безобидное голубое море резко изменилось. Оно потемнело и покрылось белыми барашками. Экипажу приходилось туго, лодку заливало.
В эти тревожные дни лейтенант Глухов и получил в море радиограмму из базы с приказанием разыскать и спасти Абасова. По-видимому, наши самолеты, возвращаясь к берегам Крыма, заметили лодку и сообщили ее координаты. Летчики в лодке не раз видели, как пролетали краснозвездные самолеты, узнавали их по шуму работающих моторов.
– Свои идут бомбить Констанцу. Наши возвращаются домой!
Катер Глухова разыскал летчиков, их подняли на борт и доставили в Севастополь.
Глава одиннадцатая
Глухов заканчивал уже вторую партию, когда к играющим подошел комиссар дивизиона Моисеев.
– А что, Дмитрий Андреевич, может, помочь тебе, или сам справишься?
– Моисеев присел на разножку поближе к Глухову и спросил тихонько: - Ты не сабыл, что сегодня вечером контр-адмирал собирает всех командиров катеров и звеньев? Я думаю, ты выступишь на совещании, Дмитрий Андреевич, у тебя же есть и опыт и много своих наблюдений.
– Пожалуй, выступлю, - не очень охотно ответил Глухов.
Комиссар Моисеев и все сослуживцы Глухова знали, что он небольшой любитель всяких совещаний. «Для меня лучше три дня штормовать в открытом море, чем речи произносить», - обыкновенно говорил Дмитрий Андреевич.
Вечером в небольшой кают-компании плавбазы катеров-охотников вестовые убрали со стола скатерти и принесли классную доску. Повеяло чем-то мирным, довоенным. Но иллюминаторы по-прежнему были задраены, и офицеры с дежурных катеров пришли в походных комбинезонах. [54]
Совещание офицеров было не совсем обычным. Контр-адмирал Фадеев предложил каждому рассказать о боевых встречах с «юнкерсами» и «мессершмиттами». Это был своеобразный обмен уже накопившимся боевым опытом. Ведь много приходилось учиться на войне.
– Героизм, отвага и готовность идти на риск - одна сторона дела, - сказал Фадеев, - но другая и не менее важная - умение, мастерство. Без этого трудно победить противника.
Первое слова было предоставлено Глухову. Он говорил медленно, подбирая слова. Вспомнил, что в первые дни войны самолеты противника почти не считались с катерами-охотниками и даже в одиночку решались атаковать их.
Глухов рассказал об одной из первых стычек с самолетами фашистов, о бое катера лейтенанта Черняка с «мессершмиттами». Катер Черняка, на котором находился Глухов, возвращался в Севастополь,
Дуэль была неравной - тихоходный неповоротливый морской самолет и скоростной истребитель. Черняк сразу же повернул на сближение с «мессершмиттом» и дал первый залп. «Мессершмитт» бросил морской самолет и в ярости, на бреющем полете, стреляя из пушек и пулеметов, устремился на катер Черняка.
Лейтенант Черняк несколько секунд выжидал, выдерживая дистанцию «подходящего сближения», как он любил говорить, а затем мгновенно скомандовал рулевому и, развернув катер правым бортом, дал залп прямой наводкой из всех пушек и пулеметов.
Один из первых снарядов ударил в мотор «мессершмитта». Самолет вспыхнул и на глазах у экипажа катера взорвался и упал в море.
– Сейчас, - продолжал Глухов, - немцы изменили свое мнение о катерах, они возненавидели эти маленькие корабли, не позволяющие им безнаказанно топить транспорты. Вражеские самолеты стали теперь охотиться за катерами, предпринимая против них групповые атаки.
Контр- адмирал Фадеев напомнил офицерам о том, что многие командиры катеров уже имеют на своем счету один или два сбитых самолета, а экипаж морского охотника № 0111 лейтенанта Бондаренко сбил три фашистских самолета! Ему и предоставил контр-адмирал следующее слово. Бондаренко, худощавый, со строгим лицом офицер, не [55] терявшийся под бомбежкой «юнкерсов», застенчиво краснея, вышел к столу.
Не торопясь, обстоятельно он рассказал, как несколько дней назад, имея задание разведать огневые точки занятого противником побережья Азовского моря, он ворвался на своем катере в небольшой порт. Стреляя в упор по стоявшим у стенки немецким катерам и шхунам, поджег один катер и благополучно выскочил из гавани. Идя дальше вдоль побережья, занятого противником, Бондаренко неожиданно встретил три немецкие моторные шхуны, груженные боезапасом. Артиллерийским огнем он поджег головную шхуну, и она тут же выбросилась на берег. Шедшие в кильватер суда отвернули к берегу, но Бондаренко пошел на сближение, обстрелял их, и они, не дойдя до берега, затонули. Немецкие береговые батареи, до сих пор молчавшие, открыли яростный огонь по катеру, и осколки пробили форпик. А в это время помощник командира лейтенант Михаил Иванов, поручив боцману руководить тушением пожара, пеленговал и быстро наносил на карту обнаружившие себя батареи противника.
Пожар был потушен, и катер вышел из зоны обстрела вражеских батарей. Когда возвращались к своим берегам, немцы выслали на перехват катера пикирующий бомбардировщик. В этом районе «юнкерсы» привыкли пиратствовать безнаказанно. Немецкие самолеты, снижаясь до бреющего полета, обстреливали и бомбили станицы и рыбачьи поселки, топили рыболовецкие суда. Население убегало из станиц, скрывалось в плавнях.
В три часа дня «юнкерс» обнаружил катер Бондаренко и, считая, что с маленьким катером он легко справится, пошел в лобовую атаку. Первая бомба упала за кормой в пятнадцати метрах, осколки ударили по верхушке мачты и надстройкам. Бондаренко, маневрируя, принял бой, и уже с пятого залпа снаряд носового орудия комендора Пескова угодил в хвостовую часть самолета. «юнкерс» рухнул в воду. Местные жители, наблюдавшие за боем с берега, размахивали шапками и платками, приветствуя катер. Это был первый сбитый катером самолет.