На флоте бабочек не ловят (Рассказы соучастника)

Литовкин Сергей Георгиевич

* * *

Наступило время написания репортажа о Врубеле. Чего только я не придумывал. Собирал мнения всех офицеров и мичманов. Брал интервью у матросов. Заставлял Мишу рассказывать о семье, детстве и любимых фильмах. Фотографировал его в различной обстановке. Нашел трех матросов - любителей рисовать и, вместе с ними, сделал несколько зарисовок ком. БЧ-3 за работой. Взял у доктора справку о сделанных ему прививках и общем состоянии здоровья. После того, как я попытался отобрать у него письмо из дома и фотографию жены, он стал от меня прятаться. Когда через неделю мы встретились с танкером, следующим в Севастополь, я передал с почтой два экземпляра баллады о Врубеле. Там было все,

что только возможно собрать на корабле, с художественными иллюстрациями, фотографиями, протоколами и выписками из вахтенного журнала. Моей особой гордостью был, найденный у Миши в кармане, билет на симфонический концерт, который он не смог посетить из-за выхода корабля в этот день на БС. Он на этот концерт идти, все равно, не хотел, но жена всучила ему билет насильно. Свой долг я выполнил. Такую статью нельзя было не опубликовать. Подписал я все это: - Ваш военно-морской корреспондент (сокращенно Военморкор), звание и ФИО.

* * *

Не прошло и четырех месяцев, как мы вернулись в родную базу. Я был настолько умотанным, что не узнал жену и дочку, встречавших корабль на Минной стенке. Когда мы швартовались Мишка показал в сторону причала и, причмокнув, сказал,

– Глянь-ка, какая женщина симпатичная с ребеночком, там, левее оркестра.

Михаил давно хотел завести детей и был неравнодушен к таким картинам.

Я пробежался взглядом по всем встречающим и констатировал:

– Моих нет.

Оказалось, Врубель показывал, как раз, на моих, что выяснилось уже на причале, когда я пытался пройти мимо, не отзываясь на оклики. Сейчас сказали бы - крыша поехала.

Мое семейство было замечено и командиром. Он прислал на причал вахтенного и пригласил жену осмотреть эсминец и условия нашей службы и быта. Пока она с маленькой дочерью на руках поднималась на корабль, по каждому борту пробежали мичмана и предупредили матросов о временном запрете на матерную лексику. Жене запомнились крайне испуганные лица матросов, неожиданно появляющиеся в иллюминаторах и проходах. Я показал ей соседскую каюту, моя была совершенно непрезентабельна. Командир лично нас проводил. Такой высокой чести я не ожидал. Спасибо локатору и вере в технический прогресс.

* * *

В Доме Офицеров я трижды пролистал подшивку газеты "Флаг Родины" и только на четвертый раз - обнаружил заметку за своей подписью. В четырехсантиметровом квадратике сообщалось, что хорошо руководит БЧ-3 на боевой службе каплей Врубель, а будет - еще лучше, когда закончит академию, куда его направляют командование и партийная организация. Ни хрена себе - статейка, подумал я, осторожно выдергивая газету из подшивки. Тем не менее, победителей - не судят. Пари я, несомненно, выиграл, что и подтвердилось соответствующей расплатой на эсминце между участниками и свидетелями пари. Пили вшестером несколько дней в свободное от отдыха и службы время.

* * *

После похода командира перевели на берег каким-то полномочным руководителем по боевой подготовке. Встретил я его, однажды, на двенадцатом причале в мрачном состоянии духа. На мой вопрос:

– Не стала ли причиной ухода дурная примета - женщина на корабле?

Он невесело рассмеялся и сказал:

– Я знал, что ухожу и мог себе кое-что позволить. А жене - привет.

Как дорогую реликвию, храню я корешок почтового перевода на сумму один рубль четыре копейки от редакции флотской газеты. Это - мой гонорар за заметку о Михаиле Врубеле. Выполняя наш хитроумный план, он поступил в академию, что косвенно указывает на правильность выбранной стратегии. Помог ли мой военморкоровский труд? Не знаю. Но, уж точно, - не повредил.

ДОБРО НА СХОД

(Лица, события и обстоятельства

изменены, но факты, несомненно, имели место быть)

Этот военный госпиталь - один из лучших. Двухместные палаты со всеми удобствами. Отличный спортзал с тренажерами. Всякие чудесные аппараты для физиотерапии. Мечта. Нет только телефонов в номерах, они водится в генеральских люксах. Строго говоря, госпиталь - не совсем госпиталь, а реабилитационный центр. Поэтому, условия - получше, а психологов и психиатров - побольше. Занесло меня сюда в девяносто шестом, когда я написал рапорт с просьбой об увольнении со службы по болезни. Прослужив к тому времени почти тридцать лет, я давно готовил себя к этому шагу, но оттягивал окончательное решение. Уже изрядно подзабылась бурная флотская молодость, а моей последней деятельностью было руководство небольшой группой офицеров центрального аппарата, осуществлявших координацию научных работ в одной неширокой, но плодотворной полосе оборонных исследований. Конечно, здорово донимал радикулит и периодически вылезали всякие болячки, но если бы не полное отсутствие всяческих перспектив я бы еще потерпел и не спешил. Последнее самое решительное решение мне удалось принять после окончания работы над формулировкой особенностей текущего момента. Вот она:

– Любая дальнейшая деятельность на моем посту если не бессмысленна, то преступна.

Помог мне это понять мой товарищ - руководитель одной научной организации, профессор, доктор и все такое. Заглянул он тогда ко мне в кабинет с вопросом о вариантах дальнейшего финансирования исследований, которые вела его контора по заказам нашей.

– Скажи честно, - спросил он, - сколько лимонов нам выкатится в этом квартале?

– Ну, точно не знаю, - пожал я плечами, - грозятся увеличить перечисления процентов на пятнадцать.

– При исходном мизере и невменяемой инфляции - просто царский подарок. Давай готовить постановление о прекращении работ. Сам я, давно живу на импортные гранты, но орлы мои от нищеты уже разлетелись, - профессор вздохнул и криво улыбнулся, - помнишь доклад Петру о строительстве Флота?

– Дал Сенат нам сто рублев на постройку кораблев, это, что ли? ответил я.

– Ага. Девяносто три рубли - прогуляли, пропили. И осталось семь рублев на постройку кораблев, - продолжил он.

– Но и на эти семь рублев - мы настроим кораблев!
– закончил, было, я бодро, но осекся. Мой собеседник показал мне кукиш.

– Не та, нынче, элементная база, да и Петра на горизонте не видно, чтобы взять казнокрадов за цугундер. Прощай, товарищ. Помнишь, как меня в это грязное дело заманил? Золотые горы обещал. Теперь на внешний рынок не вылезешь - замаран связью с оборонкой. А так, торговали бы мы своими разработками и поделками на площади Тяньаньмынь. Я бы на твоем месте застрелился, - продолжил он, но, вдруг, замолк и внимательно проследил за движением моей руки.

Копаясь в ящике стола в поисках сигарет, я подмигнул ему и успокоил.

– Не строй диких иллюзий - не застрелюсь. Как в девяносто третьем пистолеты изъяли, подозревая всех в нелояльности, так, еще и не вернули. Мне, во всяком случае. Телефоны, правда, включили, - я гордо погладил глянцевые бока аппаратов.

– Мой лучший ученик вчера в Германию умотал.
– Профессор закурил, предложенную сигарету, - С одним осциллоскопом и пассатижами их годовой план натурных экспериментов выполняет. Такие кадры только Россия дает. А я, пожалуй, поеду в Штаты, лекции почитаю. Все лучше, чем шоколадками торговать. Надеюсь, кончится когда-нибудь этот бардак. А свои семь рублев пропей лучше сам, а то другие прокутят. Пропадут неправедно. На дело - мало, а на глупости - как раз.