На глубоких виражах
Шрифт:
Я удержался от соблазна расстрелять его и подождал, пока немец сядет, "Пиковый туз" посадил машину в трех километрах от летного поля.
Я перевел дух. Хотя бой длился всего каких-нибудь семь минут, усталость была страшная. Горючего в баке не осталось ни капли.
Сверху вижу, как к немецкому самолету подбежали наши ребята, сбитый летчик вылез из машины и отдал пистолет.
Когда я сел, пленного уже привели к землянкам. "Пиковый туз" оказался плечистым, сильным парнем лет двадцати восьми. На груди его красовалось четыре креста, Из короткого допроса, который
– Ах ты, гад!
– прошептал кто-то.
За подвиги на русском фронте Гитлер наградил "пикового туза" "Дубовыми листьями к рыцарскому кресту - знак высшей воинской доблести в немецкой армии. Награды фюрера, однако, Отто еще не успели вручить - он ждал ее со дня на день...
На следующее утро к нам на аэродром приехал маршал Конев в сопровождении группы генералов. Приезд маршала застал нас врасплох. Но мы быстро привели все в порядок, и я встретил гостя рапортом.
– Благодарю, благодарю, - проговорил маршал, изучая меня живыми, прищуренными глазами.
– Просто молодец!
– Служу Советскому Союзу, товарищ маршал Советского Союза!
– Хорошо, хорошо. Значит, что же - есть еще возможность увеличить счет?
– спросил Конев, выслушав рассказ о поединке над аэродромом.
– Так точно, товарищ маршал Советского Союза.
Потом мы все прошли к сбитому немецкому самолету и сфотографировались.
Тут же, на поле аэродрома, маршал сказал командиру корпуса генералу Рязанову:
– Я бы хотел иметь сегодня же документ о представлении капитана Луганского ко второй Звезде Героя.
Уставным "слушаюсь" командир корпуса принял к исполнению приказ маршала.
Радостную весть о присвоении мне звания дважды Героя Советского Союза принес техник Иван Лавриненко. Запыхавшись от бега, ввалился он ко мне в землянку:
– Товарищ капитан... Товарищ... Присвоили! Сам слыхал. Сейчас только.
Я не вытерпел и побежал на радиостанцию. Да, ребята слышали указ. Они шумно обступили меня. Поздравления, объятия. Молодецкие шлепки по спине. Требование отметить событие, сейчас же, не откладывая...
Утром пришли поздравительные телеграммы - от маршала Конева, от генералов Рязанова, Алексеева, Баранчука. Телеграммы читали всем полком,
– Гляди, Батя-то какой разразился!
– сказал кто-то из офицеров, тронутый длинной, очень теплой телеграммой Алексеева.
– Ну, ребята, - сказал я, - сегодня, пожалуй, устрою себе выходной. Вы уж без меня поработайте.
– Еще бы!
– Конечно!
– Но вечером... О, вечером ты не отделаешься так, как вчера. Так что готовь к вечеру настоящий праздник.
И очередной боевой день начался.
Друзья улетели, я отдал распоряжение о приготовлениях к вечеру и ушел с аэродрома. Мне хотелось побыть одному, привести свои мысли и чувства в порядок. Все награды, какими удостоила меня Родина, я неизменно воспринимал, как свой неоплатный долг на будущее. Смогу ли я когда-нибудь оплатить его? Партия и народ щедры, мне, сыну простого русского крестьянина,
Вечером я возвращался на аэродром с чувством глубокого душевного покоя. Человек живет и исполняет свои обязанности. Они скромны и велики, эти обязанности. Скромность их в обыденности повседневных человеческих поступков, величие - в исторической грандиозности задач, которые начертал в Октябрьские дни семнадцатого года Ленинский гений и которые отстаиваем мы теперь в смертельной схватке с врагом.
НА ЗАПАД
Наступал завершающий период войны. Гремели бои под Львовом и на Сандомирском плацдарме. Солнце фашистского рейха клонилось к закату,
Мощные удары Советских войск сотрясали фронт на всем его протяжении, от стен героически сражавшегося Ленинграда до предгорий Карпат.
В те дни в войсках и в тылу очень много говорили об открытии второго фронта в Европе. Однако союзники не торопились. Советская Армия по-прежнему в одиночку ломала хребет издыхающему, но все еще сильному врагу.
В первой половине 1944 года слухи об открытии второго фронта поползли с небывалой силой.
Не помню точно дату, но случилось это в один из погожих весенних дней. К нам на фронт приехала американская делегация. В ее составе были генерал командующий стратегической авиацией, которая совершала челночные операции с запада на восток и обратно, два генерала и полковник. Американских гостей привезли в наш полк.
Делегация прилетела на самолете, которым управлял мой добрый знакомый Виктор Григорьевич Грачев. Я поинтересовался, с какой миссией прилетели высокие гости. Виктор Григорьевич усмехнулся:
– Да вот ездят, смотрят. Все рассчитывают, не пора ли открывать второй фронт? И прогадать не хочется и опоздать опасно. К дележу-то могут и не пустить...
– Эге. Ничего себе - гости.
– Ну, они уж, кажется, многое видели. Это ж не первый год войны. Посмотреть теперь есть что. Чего-чего, а такого они не ожидали. Думали, у нас уж тут совсем... Ладно, пошли. Зовут.
Нужно сказать, что американцы проявляли поразительную любознательность и деловитость. Их сухощавые подтянутые фигуры в несколько необычной для нас форме цвета хаки мелькали повсюду. Гости интересовались материально-технической оснащенностью полка, наградами летчиков, потерями в боях, спрашивали наше мнение о противнике. Словом, они взвешивали и рассчитывали.
В первый же день с американскими гостями произошел небольшой курьез. Не успели они как следует освоиться - на наш аэродром налетели несколько "фокке-вульф-190". Немецкие самолеты появились неожиданно, сбросили лишь несколько мелких пехотных бомб. Тотчас в воздух поднялось звено наших истребителей под командой Виктора Усова, В коротком бою над самым аэродромом Усов сбил один самолет, остальные поспешили уйти восвояси.