На гонках в Ле-Мане

Бодуэн Луи

— Ох! — вздохнул в отчаянии Сен-Жюст.

Он провел рукой по лбу: голова начинала опять болеть. Приехала «скорая помощь». Ронжье постарал­ся утешить Пьера:

— Не переживай. Без тебя мы бы не догнали Нея. Теперь банда уничтожена. Это главное.

Пролежав

один день в больнице, Сен-Жюст отпра­вился на отдых в Менкур. Здесь его навестили Фаби­ен, Риотт и Кандидо. Даже Гонин соизволил приехать, чтобы поздравить его.

На уикэнд приехал из Парижа Эстев. Пьер лежал в шезлонге под вишней и читал газеты. Эстев подошел к племяннику и уселся у шезлонга на траве. Он похло­пал Пьера по руке, едва заметно улыбнулся и сказал:

— Сегодня мы пригласили на ужин много гостей.— Он вздохнул. — В июне всегда наплыв. Не передох­нешь.

Пьер отложил газету и посмотрел на дядю, ожидая продолжения. Он был уверен, что Эстев собирается ему сообщить нечто важное.

— С этими гостями ужин наверняка затянется. Все поздно лягут спать. А мне надо серьезно поговорить с тобой.

Он сорвал несколько травинок, понюхал их и про­должил:

— Я виделся с Ронжье. Он мне дал прочесть испо­ведь Франка. Мы оба согласились, что не следует упо­минать о ней в газете.

Пьер покинул шезлонг и растянулся в траве рядом с дядей.

— Одно из двух: или эта история с «Президент­ством» выдумка, в чем я убежден, или эта организация действительно существует. В этом случае мне не

хоте­лось бы, чтобы она обо всем узнала, а ты стал ми­шенью для убийц. Ты согласен?

Говоря таким образом, Эстев хотел, чтобы Пьер понял, как он дорог ему. Сен-Жюста насмешило, что дядя в такой завуалированной форме высказывает свои мысли.

— Ты хочешь сказать, что тебе совсем не хочется видеть, как умирает твой племянник?

— Если хочешь, да, — согласился Эстев.

Теперь он растянулся в шезлонге.

— Даже если это «Президентство» существует, у тебя нет никакой возможности противостоять ему. Знаю, что ты мне станешь говорить о власти денег, о несправедливости и всем прочем. Но я уже перешагнул пятый десяток и забыл время бесполезных гневных споров.

Пьер кивнул. Он подумал: «Мне двадцать пять лет, и я верю, что справедливый гнев не всегда бесполезен». Но этот вывод он оставил при себе. Ему не хотелось огорчать Эстева, и он взял шутливый тон:

— Не понимаю, почему ты волнуешься. Со смертью Нея последний след исчез в песках неизвестности. «Президентство» для меня теперь что-то вроде Атлан­тиды или Лохнесского чудовища. Невероятный сон и ничего более.

Эстев не ответил. Закрыв глаза, он лежал в шез­лонге под вишней. Недовольная гримаса появилась на его лице. Он хорошо знал Сен-Жюста. И его слова не успокоили Эстева.