На горах. Книга Первая
Шрифт:
Нечего делать, поехал Дмитрий Петрович к старику Самоквасову. Застал его в лавке за какими-то расчетами. Поглядев на него, тотчас смекнул Веденеев, что ежели спроста спросить его о племяннике, он и говорить не захочет, скажет «мне недосуг» и на дверь покажет. Пришлось подняться на хитрости. Заявил Веденеев себя покупателем. С первого же слова узнав, что покупает он товар на чистые деньги, Тимофей Гордеич Самоквасов посмотрел на Дмитрия Петровича ласково и дружелюбно, отложил расчеты и попросил гостя наверх в палатку пожаловать. Там, наговорившись о торговых делах, Веденеев спросил угрюмого Тимофея Гордеича, не родня
— Племянником доводится, — сухо и нехотя промолвил Тимофей Гордеич.
— Из Петербурга в Москву вместе ехали, — сказал Дмитрий Петрович, — в Москве тоже видались и здесь, на ярманке. Хотелось бы мне теперь его повидать, делишко маленькое есть, да не знаю, где отыскать его. Скажите, пожалуйста, почтеннейший Тимофей Гордеич, как бы мне увидать вашего племянника?
— Не знаю, сударь, — сердито насупив брови, ответил старик Самоквасов. — Пес его знает, где он шляется… Праздный человек, тунеяд, гуляка… Я его, шаталу, и на глаз к себе не пущаю…
— Какая досада! — молвил Дмитрий Петрович и с нетерпеньем мотнул головой. — А как бы нужно мне повидать его. Просто сказать — до зарезу надо…
— Не могу ничего ответить на ваши спросы, — неласково промолвил Тимофей Гордеич. — Так что же-с? Как вам будет угодно насчет ваших закупок?..
— Видите ли, почтеннейший Тимофей Гордеич, — с озабоченным видом свое говорил Веденеев. — То дело от нас не уйдет, бог даст на днях хорошенько столкуемся, завтра либо послезавтра покончим его к общему удовольствию, а теперь не можете ли вы мне помочь насчет вашего племянника?.. Я и сам теперь, признаться, вижу, не надо бы мне было с ним связываться.
— Нешто дело у вас какое с ним? — с любопытством спросил старый Самоквасов, зорко глядя в глаза Веденееву.
— То-то и есть, почтеннейший Тимофей Гордеич. Нешто без дела стал бы я вас беспокоить, спрашивать об нем?.. — с притворной досадой молвил Дмитрий Петрович.
— Какое же дело у вас до Петьки касается? — откашлянувшись и поглядывая искоса на Веденеева, спросил Самоквасов. — Глядя по делу и говорить станем… Ежель пустошное какое, лучше меня и не спрашивайте, слова не молвлю, а ежель иное что, может статься и совет вам подам.
— Должишко есть за ним маленький, — сказал Дмитрий Петрович. — А мне скоро домой отправляться. Хотелось бы покончить с ним насчет его долгу.
— По векселю? — все-таки искоса посматривая на Веденеева, отрывисто спросил старик Самоквасов.
— По сохранной расписке, — ответил Дмитрий Петрович.
— По сохранной!.. Гм?.. Так впрямь по сохранной!.. Наличными, значит, одолжался?
— Да, рублей тысячу наличными взял, — сказал Веденеев.
— Тысячу!.. Ишь его как!.. Тысячами стал швыряться!.. А давно ль это было, спрошу я вас? — спросил Тимофей Гордеич.
— Да вот через три дня месяц исполнится… Обещал непременно в ярманке расплатиться, да вот и застрял где-то. Расписка-то, впрочем, писана до востребования, — сказал Дмитрий Петрович.
Так-с, — протянул Самоквасов. — Расплатится он! Как же!.. Держите карман шире!.. На гулянки бы только ему, по трактирам да в непотребных местах отличаться!.. А долги платить — дело не его… На беспутное что-нибудь и деньги-то у вас, поди, займовал?
— Нет, —
— Раздел поминал!.. Так это он у вас на раздел займовал!.. — злобно захохотав, вскрикнул Самоквасов. — Охота была вам ссужать такого бездельника, шалыгана непутного… Плакали, сударь, ваши денежки, плакали!.. Это ведь он со мной тягается — выдели его из капитала, порушь отцами, дедами заведенное дело… Шиш возьмет!.. Вот что!.. Совсем надо взбеситься, чтобы сделать по его… Подлец он, мерзкий распутник!..
— Это ваше дело, Тимофей Гордеич…— сказал Веденеев. — А вот хоть и говорите вы, что пропали мои денежки, однако ж я надеюсь на доброе ваше расположение и, чтобы нам и теперь и вперед дела вести, буду вас покорнейше просить не оставить меня добрым советом насчет вашего племянника и помочь разыскать его. Потому что, как скоро отыщу его, тотчас куда следует упрячу голубчика. Предъявлю, значит, ему расписку, потребую платежа, а как, по вашим словам, он теперь не при деньгах, так я расписочку-то ко взысканию, да и упрячу друга любезного — в каменный дом за решеточку… Не отвертится, в бараний рог согну его.
— Вот это так, вот это настоящее дело, — весело потирая руки и похаживая взад и вперед по комнате, говорил Самоквасов. — Это вы как надо быть рассуждаете… Приятно даже слушать!.. Мой совет, вашего дела вдаль не откладывать. Засадите поскорей шельмеца — и дело с концом… Пожалуйста, поторопитесь, не упустите шатуна, не то он, пожалуй, туда лыжи навострит, что в пять лет на разыщешь.
— Сыскать-то где мне его, Тимофей Гордеич? — сказал Веденеев. — Знал бы я, где он скрывается, так не стал бы чиниться. Дохнуть бы не дал ему, разом скрутил бы!.. Да не могу добиться, где он теперь. Вот беда-то моя!
— Болтали намедни ребята — на другой день, слышь, либо на третий день Успенья за Волгу он удрал, — молвил старик Самоквасов.
— А он как раз через день после Успенья обещал мне деньги принесть, — молвил Веденеев.
— Извольте видеть! — злорадно вскликнул Тимофей Гордеич. — Значит, он от вашего долга тягача-то и задал… Нет, уж вы, пожалуйста, богом вас прошу, не милуйте его. Упрячьте поскорее в долговую — пущай его отведает, каково там живется… Я бы, скажу вам откровенно, сам его давно бы упек — провинностей за ним достаточно, да сами можете понять, что мне неловко… Сродство, толков не оберешься, опять же раздел. А ваше дело особая статья, человек вы сторонний, вам ничего. Закон, мол, и вся недолга.. Нет уж, вы приструньте его, пожалуйста. Ввек не забуду вашего одолженья!.. Хотите, при вас расспрошу про него молодцов?
И крикнул какого-то Ваську. Лётом влетел вверх по лестнице парень лет двадцати, кровь с молоком, сильный, здоровый, удалый.
— Слушай, Васька, — властным голосом стал говорить Самоквасов. — Правду скажешь — кушак да шапка мерлушчатая; соврешь — ни к Рождеству, ни к святой подарков как ушей своих не увидишь… Куда Петр Степаныч уехал?
Замялся было Васька, но кушак и шапка, особенно эта заманчивая мерлушчатая шапка, до того замерещилась в глазах молодца, что, несмотря на преданность свою Петру Степанычу, все, что ни знал, рассказал, пожалуй еще кой с какими прибавочками.