На грани свободы
Шрифт:
Она видела меня сломанным, разрушенным и закованным в наручники, чтобы я не мог причинить вред себе или кому-либо ещё. Я никогда не смогу удалить эти воспоминания из её головы и всё исправить. Она всегда будет помнить меня таким – социопатом, умоляющим её присмотреть за собакой.
Что она собирается делать, когда узнает, в чём причина?
В моей жизни не было ничего более трудного, чем это.
ГЛАВА 10
УЖАСАЮЩАЯ
— Я стал морпехом в семнадцать.
Кажется, неплохое начало.
— Почему в семнадцать? Этого хотели твои родители?
Или нет.
— Нет, я никогда не видел своих родителей, — вздохнул я и опустился на подоконник. Я провёл рукой по голове, раздосадованный тем, как сильно отрасли волосы, но и, вспоминая ощущения от пальцев Лиа в них, не мог испытывать слишком сильное отвращение. — Я сирота. Вырос в монастыре на юго-западе Огайо.
— В монастыре? Ты имеешь в виду место, где живут монахини?
— Ну да, а также довольно часто там находятся сиротские приюты, как правило, для детей, которым трудно попасть в приёмную семью или куда-нибудь ещё.
— Так ты католик?
Я хмыкнул.
— Не-а, на самом деле нет. Теперь уже нет, — рука инстинктивно поднялась к груди, и я нащупал висящие там армейские жетоны. И даже смог почувствовать выбитые буквы.
— Что случилось с твоими родителями? Сколько тебе было, когда ты там оказался?
— Понятия не имею, правда, — признался я. — И никогда не пытался узнать, кто они такие, просто они либо умерли, либо, по какой-то причине, не захотели меня. Я был там с тех пор, как себя помню, так что, думаю, что практически всё время. Никто никогда не рассказывал мне, что случилось, даже когда я повзрослел. Я всегда предполагал, что от меня отказались потому, что вообще не хотели иметь дело с детьми, так как если бы они были мертвы, кто-то просто сказал бы мне об этом, верно?
— Наверное, так, — согласилась Лиа. Она легла на кровать на бок и подпёрла голову рукой. — Так почему в семнадцать?
— В семнадцать вышел из-под опеки. Я окончил школу, но у меня фактически не было денег и вообще ничего. Хотел поступить в колледж, поэтому военная служба имела смысл.
— Дети-сироты обычно выходят из-под опеки в этом возрасте?
— Как правило, нет.
— Тогда почему ты так рано вышел?
Я не ожидал, что эта часть моего прошлого действительно станет частью разговора, и не был готов это обсуждать. Тем не менее, я обещал всё ей рассказать, поэтому пришлось это сделать.
— Потому что я попросил об этом, — сказал я, — и настоятельница не была в состоянии отказать.
— Что ты имеешь в виду? — глаза Лиа потемнели.
Она была слишком проницательна.
— Ну... — я позволил моему голосу на секунду замереть, пока придумывал, как об этом сказать. На самом деле не было простого и ясного способа сделать это,
— Мать честная! — воскликнула Лиа. — Ты серьёзно?
— Ага.
— Но ты был несовершеннолетним! А сколько было ей?
— Не знаю, блядь. Может, пятьдесят с чем-то?
— Боже правый, Эван!
— Это продолжалось несколько лет, — сказал я ей. — Думаю, когда это началось, мне было четырнадцать.
Лиа на какое-то время задумалась.
— Это называется растление малолетних.
— Называй, как хочешь, — пожал я плечами. — Я не буду жаловаться. Когда я кое-чего захотел, мне пригодилось то, что я знал все её грязные секреты. Если она меня использовала, то я использовал её тоже.
Я внимательно наблюдал, как мои слова укладывались в сознании Лиа. Она уставилась на простыни, наблюдая за своими пальцами, скручивающими ткань.
— Ты всё ещё хочешь, чтобы я продолжил?
— Конечно, — тихо сказала она.
— Знаешь, твоя мама была права.
— В чём?
— Ты мало что обо мне знаешь. И, возможно, не захочешь знать обо всём этом дерьме.
Лиа задумалась, а потом взглянула на меня.
— Я хочу знать, — уверила меня она.
— Это всё изменит, — в моём голосе прозвучало предупреждение и отчаяние. — Я не смогу забрать свои слова обратно. А ты не сможешь просто всё забыть.
— Я знаю.
Глубоко вздохнув, я продолжил:
— Когда я прошёл базовую подготовку, то понял, что был чертовски хорошим стрелком. Я очень быстро стал отличным снайпером, поэтому пошёл в снайперскую школу на военной базе в Куантико, Вирджиния, и закончил её в числе лучших. Я мог поразить цель более чем за полтора километра и практически никогда не промахивался.
— Чёрт, — резко выдохнула Лиа.
— В итоге я был направлен в составе разведывательного снайперского отряда на Ближний Восток, чтобы в течении некоторого времени проводить рекогносцировку на территории Афганистана. Всё прошло успешно, я получил повышение до сержанта и возглавил взвод под руководством капитана батальона. Когда тот был убит в бою, меня возвели в лейтенанты прямо на поле боя, и я взял на себя командование всего батальона... ну, до того момента, как меня захватили в плен.
Мои мысли понеслись вскачь, и я отбросил руку с армейских жетонов, когда понял, что крепко их сжал.
— Что случилось? — тихо спросила она.
— Мы разведывали район, где якобы был замечен один из лидеров «Аль-Каиды». Моя группа первой выдвинулась вперёд, мы пробрались далеко в глубь района, но за несколько дней так ничего и не обнаружили. За нами двигались ещё четыре группы, разбросанные на несколько миль от нас, чтобы охватить как можно большую площадь. Мы ничего не должны были делать, кроме как только наблюдать и отчитываться, когда придёт время, чтобы потом к нам присоединилась остальная пехота СП.