На грани веков. Части I и II
Шрифт:
У барщинников вытянулись лица. Этот наказ уж совсем не по ним. Кузнеца Мартыня хватать… этакого, как он там в Голом бору был — с молотом, этакого страшенного… Уж лучше пускай в каретник потянут… Да ведь кто же осмелится рот раскрыть?
А эстонец продолжал свое:
— Связать и в имение! Староста вас разделит, он знает, как надобно. Весь лес обшарить загонами, как зимой волков ловят. Начнет противиться — дубинкой угостить. Руку или ребро поломаете — это ничего. Только по голове не бить, он мне живой надобен.
Трость его так глубоко вонзилась
На тропинке, напрямик проложенной от лиственской дороги, показались приказчик с Рыжим Бертом. Увидев управляющего, старикашка быстро засеменил к нему. Берт, точно слепой, точно пьяный, косолапил прямо к колодцу. Ни вил на плече, ни шапки на голове, обвязанной серой тряпицей. Размотанные вожжи, зажатые в руке, извивались по земле. Шмякнулся у края колоды, обеими руками уперся в землю и свесил обмотанную тряпкой голову — напоминая курицу, которая хочет пить. Неведомо откуда взявшаяся жена, вопя, вытянула ведро с водой и принялась обмывать муженька.
Эстонец сверлил глазами приказчика. У тщедушного старикашки тряслись и подбородок, и шапка, зажатая в руке, и вдетые в постолы полосатые портки.
— Н-ну! Где же Клав?
Старик бессильно повел рукой в сторону леса.
— Это же не человек, это зверь лютый!
— Почему не связали?
— Только мы было в клеть и хотели вязать, а он крышку от ларя сгреб и Берта по голове. Рассек — как ножом! Берт наземь, и кровь хлещет… по лбу… все глаза залило… рот полон… борода… все в крови… Лужа, будто кабана кололи… упал носом, ткнулся и охает, за ноги его вытащил, весь подол у рубахи оборвал, чтобы перевязать…
— Так это Берт, а ты что же?
— Да, барин, что же я-то могу! Ведь я… Что уж я там против этакого зверя? Труха! Да еще когда у него Бертовы вилы в руках!
Управляющий взглянул на него, точно на какого-то навозного жука, на которого, даже наступить противно, и пошел порасспросить Берта. Староста разделил загонщиков по трое. Полчаса спустя двадцать семь вооруженных дубинами сосновских крестьян, почесывая затылок, вошли в лес — перво-наперво обыскать окрестности имения, затем погнать волка мимо Глубокого озера в Голый бор, по зарослям у кирпичного завода вплоть до границ Лиственного. Кузнеца связать и в имение, Сусурова Клава в имение — таков был непререкаемый приказ.
Старый Марцис прилег в это время в тени березы на бок, спину разогнуть ему уже не удавалось. Солнце сегодня палило еще неистовее, чем вчера перед тем, как ночью поморосить дождичку. Мухи не давали покою, как оглашенные, прямо в рот лезли, кусали сквозь штаны. Видать, снова к дождю.
С опушки березовой рощи вылезли три мужика, вооруженные дубинками, разделились и по одному, словно окружая, начали приближаться к хутору. Гач Лукст заходил со стороны имения, Вайваров Пиепа — от кузницы, Эка — недаром предводитель — шел
Марцис встрепенулся и сел, потер глаза и пристально оглядел загонщиков. Расставив ноги, Эка свирепо воззрился на него:
— Куда он запропастился? Сей же час выкладывай!
— Ну-у, это я сей же час скажу. Перепрыгнул через мои ноги, добежал до кузни, там на кого-то наткнулся, отскочил и скрылся за овином. Иди глянь, может, там куда-нибудь залез.
Эка побагровел.
— Не городи, старый! Отвечай, коли спрашивают! Где Мартынь?
— Мартынь? А я у тебя как раз хотел спросить, ты же больше моего по лесам разгуливаешь.
Эка замахнулся дубиной.
— Как огрею по твоей кривой спине! Пиепа, обыщи кузню! Эк ты, Гач, погляди в клети да в хлеву. А я сам…
Сам зашел в овин, спрятал дубинку, чтобы не переполошить кого не надо. Там только перепугал одевавшуюся старую Дарту. Она вышла, обув постолы с белыми онучками, завернув в передник горбушку хлеба. Сплюнув, принялась зорко наблюдать за пареньком, а тот заглянул в клеть, потом приоткрыл двери хлева, за которыми лишь корова отбивалась от мух да фыркали лежавшие на соломе, сбившиеся в кучу овцы.
— Гач, ты что это там вынюхиваешь?
Малец покраснел еще больше, чем незадолго до этого Эка.
— Я ничего, да коли Эка велит…
— Эка велит? А что это Эка может велеть?
— Да ведь как же не может, коли может… Он у нас с Пиепой вожак.
— А-а! И куда это он вас ведет?
— Спрашивает, будто сама не знает. Мартыня ловим. Эстонец приказал привести в имение.
— Ах, в имение приказал привести! Телячьи вы головы! Думаете, Мартынь там и будет, где вы его ищете?
Паренек окончательно смешался.
— Да нет… Уж где-нибудь в другом месте…
— Ну, вот видишь! Так вы в другом месте и ищите.
Неуклюже вылез Эка. Он обыскал предовинье, отважно облазил чердак, хорошо зная, что Мартыня там не будет. Наглотался пыли, с шапки на плечи свисали закопченные пряди паутины — чистая скотина вылез: Фыркая, принялся очищаться.
— Тьфу ты пропасть! Кузнец бунтует, а честный человек из-за него скотиной становись. Эк, еще, может, в каретник потащат. Пришибить бы такого, и вся недолга!
Совсем забыв, что он здесь находится не для того, чтобы наводить порядок в Атаугах, Эка погрозил старикам:
— Попробуйте только вашего лесовика здесь держать! Всех в имение!
Он пнул подвернувшийся под ноги туес, тот взлетел, сверкнув только что сшитым лубовым ободом.
Затем Эка скомандовал подчиненным:
— Чего рты поразевали, коли идти пора! До захода весь лес прочесать надобно. Шевелись!
И двинулся с поднятой головой впереди, а те нехотя поплелись сзади. У кузни Гач увидел прислоненную дубинку Пиепы. Взглянул: в руках у Пиепы круглый железный штырь в локоть длиной.