На грани веков. Части I и II
Шрифт:
— Ты что это жуешь, как корова?
Засунул ему в рот палец, стал растягивать все шире и шире, пока у того кусок сам не вывалился изо рта.
— Угощался, господское мясо лопал! А тем временем кузнец подползет да молотом по затылку — вот этак!
Двинул караульщика ладонью по затылку, пригнул его голову, потом стал гнуть еще ниже, пока не заставил согнуться и упереться руками в колени,
— Вот как я вас согну — в бараний рог, в дугу; ежели пропустите разбойника!
Больше он ничего не успел сделать: сидевшие в засаде на опушке у топи
— Сговорились? С этим душегубом заодно! Завтра молодой барон прикажет вас отодрать, как собак, и перевешать.
Только тут заметил на земле корзину с лепешками, чашку с мясом и полведра пива. Принесшая все это жена одного из сторожей сумела вовремя нырнуть в кусты. Управляющий вывалил все наземь и уже хотел было втоптать в грязь, но тут в голову пришло иное.
— Свадебного угощенья захотелось? Ешьте! Жрите! На коленях! Чтоб крохи не осталось!
Все трое кинулись наземь, поспешно принялись запихивать в рот лепешки и рвать зубами куски мяса. Вначале лица их выражали удовольствие, но постепенно начали вытягиваться, челюсти стали двигаться ленивее, глаза, точно в поисках спасения, забегали по сторонам. Проклятая баба нанесла не жалеючи. Но трость эстонца снова просвистела над головами.
— Жрите! Чтобы крошки не осталось!
Глядя на их мучения, эстонец мало-помалу смягчился. Даже ласка в голосе послышалась.
— Ну, вот и хорошо. А теперь вам, миленькие, конечно, пить захочется. А что, если я прикажу прикатить бочонок и заставлю трех мужиков лить вам в глотки? Пока в нем капли не останется! Что? Вот это была бы свадьба!
Довольный своей остроумной шуткой, Холгрен покинул их. Сторожа потягивались, будто камни ворочали, гладили животы, рыгали. Тщедушный старикашка, у которого от удара хлыстом все еще саднила спина, почесал затылок.
— Паскуда, хоть бы ведро с пивом оставил! Придется брести по топи к какой-нибудь луже.
У новой дороги сторожа стояли бдительно. О них на свадьбе не вспомнили, и они лишь завистливо прислушивались, как пируют счастливцы у замка. Злоба у эстонца почти прошла, на двор имения он возвратился даже веселым. Увидев за столами такую уйму здоровых мужиков, отогнал все заботы. Нет, уж не такой он шальной, этот кузнец, — по своей охоте в петлю не полезет. А у барона на боку шпага и под плащом наверняка пистолет.
Рыжий Берт, с повязанной головой, с пистолетом в руке, как петух, разгуливал вокруг столов и околачивался среди пляшущих. Столкнувшись грудью с какой-то девкой, отступил на шаг и вскинул оружие.
— Ты чего лезешь? На меня? Стой, стрелять буду!
Девка вскрикнула не своим голосом и навзничь повалилась на остальных. Берт закорчился от хохота, и Холгрен не мог удержаться от смеха. Так, так — сам господин барон любит хорошую шутку.
Эка же выкинул шутку еще почище. Встав на четвереньки, блея
В толчее у первых столов на управляющего наскочил какой-то пьяный юнец. Даже не рассердившись, Холгрен только оттолкнул его прочь, но тут же вгляделся получше.
— А! Это ты, Криш? Уже на ногах и здоров?
— Как бык! Приглядываю какую-нибудь девку, надо ноги поразмять.
— Вот видишь, как она, порка-то, на пользу идет: и дурь из головы вон, и ноги размять хочется. А ты еще было строптивился — староста говорит, даже кричать не хотел.
— Э! какое хам строптивился! Кричал я, да он так сопел, что, видать, не слыхал.
— Ну-у, надо кричать, чтобы по всему имению было слышно, тогда и порка настоящая, и меньше болит.
— Это уж так точно, барин. Потому он вчера сам и кричал так, что у нас в прицерковной стороне слышно было.
Эстонец нахмурил брови.
— Ну, ты у меня попридержи язык, каналья этакая! Старосту ведь не пороли, с ним несчастный случай. Ну, ищи себе девку и ступай плясать. Только смотри, больше не пей. Пить надо в меру. Молодой барин не любит пьянчуг — как бы не приказал завтра снова вести в каретник.
— О! Это ничего! У меня скоро заживает!
Лаукова дернула эстонца за рукав и подтянула к столу. Шепнула:
— Поосторожней, барин, с этим Кришем, сдается мне, что он совсем не такой уж пьяный, как прикидывается. Шляется только кругом да выведывает. Давеча ненароком наскочила — за углом замка шепчутся с Мильдой-красоткой. Та тоже хороша!
Эстонец хлопнул ее ладонью по спине.
— Не стращай ты меня моими же девками-скотницами. Все они по углам шепчутся со своими женишками. Пойдем лучше выпьем кружечку свадебного пивка!
Теперь его благодушие не так-то легко было развеять. Усадив Лаукову рядом, потянулся за полным жбанцем, выпил сам, потом дал и ей. Рядом сидели Смилтниек с женой и остальная родня Лауков. Чуть подальше Бриедисова Анна выискивала в миске с мясом для своей девчонки кусок получше. Девчонка уже не маялась животом, но выглядела в сумерках очень уж серой, все куксилась, отталкивала материну руку с мясом. Анна жаловалась товарке, жене их батрака, Иоцихе:
— Чистое наказанье с дитем: невесть что приключилось, совсем сегодня есть не хочет. Такой хороший кусочек.
— А ты попробуй намазать машлом.
Иоциха шепелявила, и поэтому вместо «масло» у нее получалось «машло». Но девчонка не ела и с маслом. Анна разозлилась.
— Так ступай домой, жаба этакая! Другой день и покормить нечем, а тут, когда вон сколько божьего дара, так у нее жабры и черенком не разожмешь.
Девчонка встала и исчезла в толчее. Анна умильно взглянула на кусочек — самая мякоть! — и попробовала откусить.
— Ну вот. Экая напасть, как только немного поем, сразу наружу просится.