На грани возможного(изд.1947)
Шрифт:
Здесь мой Петя остановился на полуслове, стал прислушиваться и вдруг побледнел.
– Что с тобой?
– удивляюсь.
– Разве не слышишь: воздушная тревога!
А я задумался над тем, что он мне рассказал, и действительно не заметил, как на дворе завыли сирены.
– Ну, и что ж такого, что тревога! Разве ты впервые ее слышишь?
– говорю ему.
Встает Петя и начинает ходить по комнате.
– Я все-таки пойду, - говорит он.
– не могу я его оставить одного. Без меня ему будет трудно. Сегодня намечается небольшой опыт...
Я не стал его задерживать, и он ушел.
Тогда мне было трудно сразу во всем этом разобраться.
Действительно, положение серьезное! Нужно как-то повлиять на Богуцкого, помочь ему.
Подумав немного, я решил твердо: необходимо немедленно спешить в штаб и там объяснить положение дела.
Когда я вышел на улицу, бомбежка была уже в полном разгаре. Высоко в безоблачном небе гудели вражеские самолеты. Лунная, с заморозком, ночь немного успокоила мои нервы, но тяжелое предчувствие, появившееся у меня вскоре после ухода Пети, оставалось.
Быстрым шагом направился я к расположенной вблизи танковой части, где мне могли бы дать машину, и уже через несколько минут ехал в ней по направлению к городу.
Равномерный шум автомобильного мотора, работавшего на полной скорости, иногда заглушался недалекими разрывами фугасных бомб. К каждому из них я невольно прислушивался, ожидая услышать совсем другое.
Мы были на полпути к штабу, когда хорошо знакомый мне рев отчетливо раздался сзади.
Я выскочил из машины, стараясь угадать направление, где должен находиться институт.
Рев, продолжавшийся всего несколько секунд, уже прекратился, и кругом наступила относительная тишина. Я увидел несколько горящих и падающих самолетов, но до моего сознания это доходило как-то слабо. Слишком тревожила меня мысль о судьбе Пети и остальных товарищей. Не случилось ли чего-нибудь, живы ли они?
Надо скорее вернуться! И мы помчались в обратном направлении, развивая бешеную скорость.
Когда мы подъезжали к территории института, уже звучал отбой тревоги, и из бомбоубежищ выходил народ. Мне пришлось бежать по парку по направлению к лаборатории Богуцкого вместе с людьми из спасательного отряда.
Здание охватил огонь. Рядом со зданием была видна огромная воронка, повидимому, на том месте, где стояла резонансная машина. А через некоторое время я убедился, что ни Пети, ни остальных товарищей, вероятно, уже нет в живых.
На следующий день мне срочно пришлось улетать из Ленинграда без Пети...
Рассказчик замолчал, как бы прислушиваясь к стуку капель дождя, забарабанивших в окна, и нам стало ясно, как тяжелы ему все эти воспоминания.
– Когда я докладывал о случившемся, - продолжал он, - мне мало верили. Каких-либо серьезных доказательств, собственно, не осталось. Пожар здания, воронку возле него и гибель товарищей каждый легко мог объяснить попаданием обыкновенной бомбы.
Единственно, что было вне всякого сомнения: в эту ночь на территории города и в окрестностях нашли четыре сбитых "Юнкерса-88". По заявлению штаба
. . . . . . . . . . . . . . .
О странном рассказе лейтенанта Воронова мне пришлось вспомнить еще раз совсем недавно.
В одном из наших научно-исследовательских институтов мне рассказали, что механик Петя Янин остался жив и спустя некоторое время вышел совершенно здоровым из госпиталя. Не пострадали и сотрудники Богуцкого. О судьбе самого Богуцкого мне ничего не могли сказать.
Янину удалось разыскать неподалеку от развалин сгоревшей лаборатории свою необыкновенную граммофонную пластинку и продолжить работу над изобретением.
Напуганная молния
Работа у нас серьезная. Здесь не что-нибудь, а научно-испытательный полигон, где проверяются новейшие изобретения и открытия. Сами должны понимать: дело не шуточное...
Вот возьмите хотя бы меня. Какая, собственно говоря, должность? Комендант полигона. Хозяйственный, так сказать, работник. А вы думаете, я плохо разбираюсь в научных вопросах? У нас тут без этого никак нельзя. Правда, у меня нет соответствующего образования, но народ здесь подбирается исключительно строго. Я так думаю, что и меня тут держат не просто так себе, а учитывая мою наклонность к различным вопросам науки.
Вот, например, профессор Семенов,как только приедет к нам, так сразу спрашивает: "А где товарищ Воронов? Разыщите его, пожалуйста". В особенности профессор стал относиться ко мне с исключительным уважением с того времени, как я запугал молнию.
Вот запугал молнию да и все! Пожалуйста, свидетелей сколько хотите было! Ну, что же делать, раз вы все еще улыбаетесь, то извольте: расскажу вам этот пустяковый случай со всеми подробностями. Только вот не знаю, как у вас насчет научных знаний, достаточно ли чтобы понять меня.
Вызывает меня заведующий полигоном и говорит:
– Обеспечьте приехавших для испытания изобретателей материальной частью и всем прочим.
– Есть обеспечить!
– отвечаю.
– Пойдемте, товарищи. Какие у вас будут требования?
– обращаюсь к прибывшим.
– Надо будет, товарищ комендант, вырыть ров, чтобы мы все туда могли спрятаться и оттуда уже наблюдать за научным явлением, - говорит мне профессор.
– Прибор у нас проверяется впервые. Возможно, он будет представлять некоторую опасность - в силу своей незаконченности.
– Это можно, - говорю я.
– Ров у нас есть. Это нам не впервые.
Вот, смотрю, возле вырытой траншеи начинают научные сотрудники, прибывшие с профессором, устанавливать какой-то замысловатый прибор. Ручек на нем!.. Всяких блестящих загогулин! Великое множество. Провода протянули к укрытию. Производят различные проверки и измерения.
– Направляйте излучение, - говорит Петр Сидорович, - В сторону леса. Залезайте, товарищи, в щель. Сейчас приступим...
Притаились мы в укрытии и ждем.