На грани
Шрифт:
Она глубоко вздохнула и, сама того не желая, вдруг выпалила:
— Я люблю дочь.
Мне понятны ваши чувства. Я люблю жену.
Вовсе не рассердившись, она тихонько цокнула языком:
— Но, однако, с нею я не сплю. Замешкавшись лишь на секунду, он сказал:
— И я с женой не сплю. — И с легкой улыбкой добавил: — Почти. А почти — не считается.
Она не ответила ему улыбкой.
— Но должен признаться вам, Анна, что очень хотел бы спать с вами.
Будучи достаточно умен, чтобы уже в самом начале не опростоволоситься столь примитивным образом, он, видимо, знал, что ей такое сказать можно.
— Вам не кажется, что ваши действия чисто рефлекторны — как, проголодавшись, приняться за еду?
Он засмеялся.
— Допускаю, что это может выглядеть патологией, однако уверяю вас, что это не так. Неудача меня не обескуражит. Мне случалось проделывать это и в одиночестве. В прошлом такое бывало. — Он помолчал. — Я предупредил вас, что честен и откровенен с вами.
— Бывало? И за этим же столиком? — воскликнула она, изобразив негодование.
Он пожал плечами, словно извиняясь:
— Нет, в последний раз это было за столиком номер сто десять.
Она бросила взгляд в направлении 110-го столика. Парочка там ела, о чем-то деловито беседуя — судя по всему, разговор был не столько оживленным, сколько по-домашнему уютным. Парочка, в полном смысле слова.
— А что, если не получится? — спросила она, опять возвращаясь к нему.
— Вы имеете в виду секс? Что ж, тогда мы вкусно поедим и полюбуемся видом. Но не получиться не может. С хорошей партнершей я в этом дока даже больший, чем в еде. Доверьтесь мне. И себе доверьтесь.
Она откинулась в кресле, вытянув под столом ноги. Ступня ее коснулась его ступни. Секунду он оставался неподвижен, потом рука его скользнула вниз и обхватила ее голую щиколотку; указательным пальцем он скинул с нее туфлю и медленно гладил теперь подошву ее ноги. Палец его был гладким. Плоть терлась о плоть. Он знал, что делал, Трудно было бы отрицать, что прикосновение это ей приятно. Хоть и несколько грубо.
— У меня есть идея получше, — сказала она. — Почему бы нам вообще не пожертвовать едой?
Он вытаращил на нее глаза, и впервые она увидела на лице его замешательство. В нем происходила борьба, он соизмерял альтернативы, и даже прикосновения его стали рассеянными. Когда-то она хорошо умела объединять страсть с озорством, и это делало ее неуязвимой для обид и разочарований. Вот сейчас бы вернуть мне это умение, думала она. Я созрела для него. Она засмеялась так громко, что за соседним столиком прекратили есть и обернулись к ним.
Пока она говорила, решение, так или иначе, формулировалось.
— Что ж, по крайней мере, тут вы не солгали, — сказала она, тихонько отодвигая ногу, и, сразу же почувствовав к нему жалость, добавила: — Но, по-моему, неразумно было бы нам достигать пика уже здесь и на этом этапе.
Он тоже громко рассмеялся и, вытащив руку из-под стола, протянул ее ей над салфеткой, ножами и вилками, словно приветствуя делового партнера.
— Итак, Анна... как ваша фамилия?
— Ревел, — сказала она, запнувшись лишь на долю секунды, — Анна Ревел.
Итак, Анна Ревел, — сказал он, — а я Сэмюел Тейлор. И я очень рад с вами познакомиться.
Пока
Из трубки несся посторонний шум — итальянцы веселились напропалую.
— Послушай, у меня сейчас будет гипокликемическая кома. Что мне, «скорую» вызывать или официанта?
«Позвонил бы жене», — подумала она и даже удивилась собственному раздражению.
— Приступай без меня, — вместо этого произнесла она. — Я скоро иду.
Она нехотя встала, ища, во что бы переодеться. Влезла в новую сумку и вытащила оттуда свежий топ, слишком поздно сообразив, что в него был завернут подарок Лили. Деревянная лошадка полетела на пол, грохнувшись передней ногой о каменные плитки. Послышался треск. Черт! Осторожно подняв лошадку, она оглядела причиненный ущерб. В передней ноге, на сгибе сустава, образовалась трещина. На ногах лошадь держалась, но ей требовалась ветеринарная помощь — какой-нибудь хороший клей. Собственная небрежность рассердила ее, так как она усмотрела в этом доказательство материнского небрежения.
В ванной, когда она включила свет, по полу метнулся и исчез под раковиной таракан. Даже в самом средоточии чистоты здесь была грязь.
— В чем дело? — громко вопросила она. — Яркий свет тебе не по вкусу, да?
— Ну а ты сама? — еле слышно пробормотала она, разглядывая свое отражение в зеркале. — Что мы видим?
Лицо, глядящее на нее из зеркала, было бледным, с легкой лиловатой припухлостью под глазами — следами бессонной ночи, так выглядят женщины после ночи любви. Опять вспомнились дом, Пол, Стелла, Майкл, ужинающие на воздухе в саду без нее, в то время как Лили торопится вниз по лестнице к телефону. Нет ли во всем этом риска — сближения с любовником ценой отдаления от них? У нее имеются работа, дочь, дом. Собственная жизнь. Другой ей не требуется. А если требуется, то что это доказывает в отношении собственной ее жизни, ее прошлого? Она опять взглянула на свое отражение в зеркале. Перемена, которую она заметила, касается лишь внешности или же это и внутренняя перемена? Да нет, это просто следы ночного секса. Захоти я, и мне ничего не стоит отсюда уйти и никогда больше не встретиться с ним, подумала она. Правда это или ложь? Глупый вопрос. Зачем ей лгать? И так ли невозможно совместить его с ними? В конце концов, мужчины это делают сплошь и рядом. Единственная хитрость тут — научиться не объединять их, думать о них как о чем-то совершенно различном.
Порывшись в косметичке, она начала подкрашиваться, когда телефон зазвонил вновь.
Дома — Воскресенье, утром
Проснулась я среди ночи от звука полного безмолвия. Тишина, но в ней было что-то странное, какое-то изменение. Первой моей мыслью было, что в дом кто-то забрался, второй — что вернулась Анна. Я встала и, на ходу натягивая халат, поспешила к двери.
В полумраке лестничной площадки я различила ее силуэт — она сидела на верхней ступеньке, как домовой, крепко обхватив себя руками под коленками. Если бы ночь не была бы такой теплой, я решила бы, что так она спасается от холода. Но я сразу поняла, что это она обнимает себя.