На холмах любви
Шрифт:
– Я с трудом прорвался. О'Кейн потерял больше половины своих людей. Двести кавалеристов не смогут спасти остальных.
– И все же я попытаюсь. Это же мои люди! Если вам удалось прорваться, почему мы не сможем?
– Мне повезло совершенно случайно. Там теперь крепкие ребята.
Всадник, стоявший рядом с Монтрозом, упал. К кавалерии приближался отряд англичан.
Около тысячи конников отделились от основных сил и бросились в атаку. Нэт схватил поводья коня Грэхема и крикнул стоявшим поблизости:
– Рассыпаться! Огонь! Каждый за себя! Держите
Он передал поводья лошади Джеймса двум конникам.
– Если вам дорога его жизнь, увезите его отсюда! – закричал он. – Мы постараемся задержать англичан!
Двое конников с Монтрозом помчались прочь, не обращая внимания на его протесты. А Нэт и остальные пытались отвлечь наступающую конницу.
Тем двоим и Монтрозу удалось уйти от преследователей, но другие, не столь удачливые, вскоре были взяты в плен – и среди них был полковник Нэт Гордон.
Все это время ирландская пехота доблестно отбивалась, пока наконец О'Кейн не был вынужден поднять белый флаг.
Генерал Лесли и полковник Мидлтон, помощник командующего, оба опытные и незаурядные полководцы, согласились пощадить тех, кто уцелел, и ирландцы сложили оружие.
Победившая армия двинулась дальше.
Перед Эндрю лежал человек. Что-то знакомое было в его лице. Вдруг юноша понял, что перед ним – муж его сестры. Он склонился над раненым. С уст того сорвался слабый стон. Эндрю оторвал кусок от пледа своего шурина и сунул ему под рубашку – прикрыл рану.
Никто не видел, чем он занят. Внимание тех, кто находился поблизости, привлек спор между Лесли и Тайным советом – временным органом правления Шотландии, который шел вместе с армией. Мертвенно-бледный Лесли отделился от этой группы и обратился к Мидлтону:
– Эти священники взяли верх надо мной. Все шотландские командиры будут казнены, и другим пощады тоже не будет.
Мидлтон побледнел.
– Что, и женщины, и дети?
– Да, – кивнул Лесли, – их казнят первыми. Наши сострадательные пастыри хотят, чтобы пленники-мужчины видели, как уничтожают их семьи.
Через несколько минут началась чудовищная расправа. В ужасе смотрел Эндрю, как беспомощных людей пронзали шпагами или топили в реке. Безоружные пленники-мужчины кричали, пытались броситься родным на помощь – но их тоже кололи шпагами и рубили мечами.
Вскоре запах крови привел английских солдат в такое возбуждение, в какое он приводит стаю акул, и они, обезумев, стали хватать маленьких детей и разбивать им головы о камни и деревья. Эндрю опустился на колени, от всего этого ему стало дурно. Он бросил взгляд на шурина. Очень скоро Роберта обнаружат, и его постигнет та же участь. Он украдкой оттащил бесчувственное тело за деревья и прикрыл его ветками. Затем Эндрю вернулся в лагерь.
Нескольких офицеров-ирландцев отвязали от деревьев. Генералу Лесли и полковнику Мидлтону было явно не по себе. Один из товарищей Эндрю помог нескольким пленникам укрыться в лесу.
Магнус О'Кейн, связанный, плакал, глядя, как убивают его сородичей. Гордон, сидящий
Между тем священники, очевидно совершенно равнодушные к тому, что творится вокруг, спокойно прохаживались среди солдат и набожно твердили:
– Во имя Господа, и никакой пощады.
Когда все было кончено, Лесли приказал войску построиться и выступать.
Эндрю Скотт подошел к своему полковнику.
– Сэр, могу ли я считать, что мы победили? Мидлтон взглянул на своего подчиненного:
– Бой окончен, лейтенант.
– Тогда я сообщаю вам, что подаю в отставку и возвращаюсь домой. Немедленно. Мне нет никакого дела до бесчестья, которым я, возможно, запятнаю свой мундир, но я не могу бесчестить имя своего отца и служить в армии, которая учинила подобную резню.
– Война – своевольная госпожа, лейтенант, – произнес Мидлтон. – Она может поднять человека к высочайшим вершинам, и она же может низвергнуть его в бездну. Я принимаю вашу отставку и освобождаю вас от командования. Можете ехать. Если бы я мог иметь такую счастливую возможность!
И полковник отошел.
К Гордону и О'Кейну подошел Уолтер Кэмпбелл. Увидев ольстерский плед О'Кейна, он обратился к одному из конвоиров:
– Почему этот человек не был казнен вместе со всеми?
– Этот человек, – тут же ответил Гордон, – офицер его величества. И в качестве такового он должен предстать перед судом.
– Офицер его величества! – презрительно улыбнулся Кэмпбелл. – Мы считаем этих ирландцев только тем, чем они являются на самом деле, – преступным сбродом.
Он повернулся к О'Кейну, его лицо исказила злобная ухмылка.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание, ирландец?
Тот поднял голову и посмотрел на своего мучителя. Осанка О'Кейна была гордой. Презрение, которое Магнус испытывал к этому фанатику, не отразилось в его глазах, в них не было ни вызова, ни ненависти, – нет, презрение скорее выражалось в самом спокойствии и ясности его чела. Он проговорил мягким голосом, который так соответствовал мягкости его характера:
– Да здравствует король и Джеймс Грэхем!
В бешенстве Уолтер Кэмпбелл повернулся к солдатам, охранявшим ирландца:
– Повесить его!
Глава 26
Эндрю Скотт дождался, когда последний воин исчезнет за холмом, и направился к раненому родственнику. Ему пришлось потрудиться – Роберт был тяжелым, – пока он вытаскивал шурина на открытое место. Эндрю приложил ухо к груди Керкленда и с радостью услышал, что сердце еще бьется, хотя и очень слабо.
Рана по-прежнему кровоточила. Нужно было остановить кровотечение. Накрыв горца пледом, Эндрю пошел к реке за водой. С отвращением смотрел молодой человек вокруг, стараясь сдержать тошноту, подступающую к горлу. Повсюду, куда ни кинь взгляд, лежали мертвые. У ребенка не старше трех-четырех лет голова была разбита о камень. Рядом, у воды, лежали молодые женщины, головы их так и остались в воде.