На исходе лета
Шрифт:
Что за птица грач? И Фиверфью рассказывала. Шорох листьев бывает не только от лап Триффана? Фиверфью объясняла. Как звучат крики совы в ночи? Она предостерегала.
Но любопытство пересиливало страх, и Бичен опять отправлялся наверх и уходил все дальше, теперь уже так далеко, что заботливая Фиверфью следовала за ним, благодаря судьбу, что нет других малышей, за которыми пришлось бы метаться по лесу.
Пока компанию Бичену составлял еще только Триффан, которому пришлось заменить собой всех соплеменников, братьев и сестер, игривых, беспокойных, великодушных, молчаливых, не отходящих ни на шаг, но изменчивых и непредсказуемых, пока
В те кротовьи майские месяцы Фиверфью не могла нарадоваться многотерпению Триффана, его мягкости и снисходительности к малышу. Бичен способен был здорово докучать, поскольку бойкость его не знала границ, и, когда в мае он окреп и вырос, с ним нелегко стало совладать.
Но Триффан разговаривал с Биченом, успокаивал, смеялся вместе с ним — а когда надо, и над ним, — и шалости прекращались, проявления грубости исчезали. Кротенок научился молча слушать разговоры Триффана и Фиверфью, когда те рассуждали о прошлом, вспоминали легенды, рассказанные им когда-то, и, как это любят делать кроты, добавляли кое-что от себя.
Взрослые часто говорили о Камне, обращались к нему и молились: Триффан — по своему данктонскому обычаю, а Фиверфью — как это принято у венских кротов, тихо и страстно. Но с Биченом они никогда не говорили о Камне, предоставляя ему самому осознать, что они делают и говорят, и спрашивать, если чего-то не понял.
Однако первый прямой вопрос он задал не им, а одному из тех кротов, что в середине мая стали появляться в их кругу. Естественно, все они были взрослые, поскольку той весной детенышей больше не родилось. В основном это были кроты, которые находились рядом с Триффаном и Фиверфью во время рождения Бичена и, сотворив благостное Семеричное Действо, стали его естественными покровителями. Впрочем, старому Скинту и бравому Смитхиллзу интереснее было говорить с Триффаном, чем с несмышленым кротенком. А с Биченом в те дни много играл Бэйли. Он хорошо понимал малышей, и, возможно, игры позволяли ему вспомнить любимых утраченных сестер — Старлинг и Лоррен. Еще приходил Маррам, но тот больше молчал. Этого крота все уважали за его путешествие в Шибод, но он никогда не говорил без крайней необходимости. Из кротих приходила лишь одна — Сликит, подруга Мэйуида. Она многое знала и о многом рассказывала. Бичен побаивался ее, но она вызывала его любопытство, и, когда Сликит приходила, он старался держаться поближе. От Фиверфью и Триффана он слышал о детенышах Хенбейн и о том, как двоих из них, Уорфа и Хеабелл, Сликит и Мэйуид увели из Верна и какое-то время воспитывали. Порой Бичен мечтал о братьях и сестрах и думал об этих двух незнакомых кротятах, но Сликит казалась слишком грозной, чтобы попросить ее рассказать о страшных днях в Верне.
И никого из этих бывалых кротов Бичен не спрашивал о Камне. Он задал этот вопрос одному нашему знакомцу, который из всех живущих был более всех предан Триффану.
Если внешность бывает обманчива и крот выглядит не совсем так, каков он на самом деле, то это был именно тот случай. Грязные лапы, гнилые зубы, потертые бока — но сообразительные глаза, живой ум, добродушный нрав и поистине великая душа для такого худого, невзрачного тела. Крот, великий своим смиренным духом… Мэйуид вошел в жизнь Бичена совершенно неожиданно — и, как и к другим кротам, чьи пути он пересек и чьи жизни изменил, пришел как раз вовремя.
Бичен забрел далеко от дома, дальше, чем хотелось бы Фиверфью, и она, отвлеченная гостями, потеряла его из виду.
Бичен привстал в довольно жалкой боевой стойке, он не мог совладать с дрожью в задних лапах; незнакомец же поднял лапу в знак приветствия и проговорил:
— Дрожащий малыш, ошеломленный моим внезапным появлением, обрати внимание на мою улыбку — она безусловно дружелюбна. Обрати внимание на мою стойку — она скромна и неагрессивна. И отметь мою жалкую комплекцию: разве я могу причинить вред?
— Ты кто? — неуверенно спросил Бичен.
— Достойный господин, я отвечу тебе. Я смиренный крот, не стоящий внимания, у меня и имени-то толкового нет.
— Ты — Мэйуид! — с облегчением сказал Бичен. Мэйуид широко улыбнулся, а Бичен продолжил:
— Ты друг Сликит. И Триффана. Ты…
— Я еще много чего, подрастающий мой господин, сын плодовитой Фиверфью!
— Мне говорили, что ты странно выражаешься.
— Кто, когда, где и при каких обстоятельствах говорил это? — требовательно спросил Мэйуид.
— Ну, как сказать… — начал Бичен.
— А как промолчать? — немедленно откликнулся Мэйуид, и его глаза вспыхнули от предвкушения словесной игры.
— Как безмолвствовать? — сказал Бичен.
— Онеметь! — воскликнул Мэйуид в восторге, что Бичен способен и желает продолжить игру.
— М-м-м… Заткнуться?
— Затихнуть, проглотить язык, набрать в рот воды, держать язык за зубами, — проговорил Мэйуид, излучая довольство. Он вспомнил еще дюжину слов, которые мог бы добавить к перечню, но решил не произносить их вслух.
— И все-таки, как сказать! — с улыбкой произнес Бичен.
— Да, как сказать, с этим крот по имени Мэйуид согласен, — наконец успокоился Мэйуид.
— Я и не знал, что потерялся, — признался Бичен, удивившись, что они вернулись на знакомую тропинку.
— Это очень серьезно — оказаться в таком положении, сам-себя-теряющий господин, очень серьезно.
— Мне хочется еще поговорить с тобой, — сказал Бичен при расставании.
— Говорливый господин, этот крот еще вернется. Он всегда возвращается. Он знает, где найти потерявшихся, знает, где притаилась темнота, он везде, где ходят кроты, когда они теряют себя, и помогает им снова найтись. Он понимает. О чем же господин хочет поговорить?
— О Камне, — сказал Бичен. — И о Босвелле. — И с этими словами ушел.
Теперь настал черед Мэйуиду удивиться и даже ощутить растерянность. Но через несколько мгновений он снова растянул рот в улыбке и направился прочь. Побродив в меркнущем свете по поверхности, он спустился под землю, продолжая вспоминать о Босвелле, благоговейно размышляя о множестве нигде не отмеченных путей Камня.
?
При следующей встрече Бичен попросил Мэйуида показать, как он находит путь, что тот и проделал на свой особый манер: для начала дал Бичену безнадежно заблудиться в знакомых собственных тоннелях.