На краю империи: Камчатский излом
Шрифт:
– А не привыкать мне! – заверил Митька. – Я ж с Большерецка, а это – нижнекамчатские. Мне б отсель выбраться, а тама они меня не достанут – руки коротки!
– Так плыви с нами! – опять предложил Чириков. – Если не погибнем, то капитан обязательно зайдет в Большерецк на обратном пути.
– Знамо дело, зайдет, – кивнул служилый. – Тока от его благородия Беринга мне на земле кой-чо сотворить велено. А не сполню, будет худо. Потому и не берет он меня в плавание!
– Погоди, Митрий! – воскликнул Чаплин. – В чем беда-то? Пока мы здесь, уж всяко в обиду не дадим! Давай мы просто отвезем тебя
– Вот вам докука…
– Слушай, в беде друзей бросать – не по-божески! – заявил мичман. – Пойду к капитану – шлюпку просить!
– Не надо, Петр Авраамыч! – остановил его Чириков. – Моей власти хватит. Я с вами поеду.
– Прямо сейчас?!
– А когда ж? – пожал плечами лейтенант. – Ночь светлая, а завтра, может, в поход идти. Собирайтесь!
– Ну, тока это… – растерялся от такого напора Митька. – Мне ить чо надо-то? Мне б вон туды на берег попасть, чтоб бат свой забрать и барахлишко кой-какое. После того пойду вверх по реке. Коли сразу служилые за мной кинутся, враз нагонят, а коли не сразу – уйду, в протоках затеряюсь. Тада им меня уж не взять.
– Ясно! Поехали! Кто на веслах?
Неуклюжую четырехвесельную шлюпку подтянули к борту. В нее перелезли четверо матросов, Чаплин, Иван Белый и Митька с ворохом шкур, в которых он обычно ночевал на палубе. Последними спустились Савелий и Чириков. Денщик тащил небольшую кожаную сумку с чем-то тяжелым, а лейтенант… оказался в полной морской форме, в парике, шляпе и со шпагой на боку, которая ему очень мешала. «А вот это – правильно!» – мысленно одобрил Митька. Отчалили…
Ночи действительно были светлыми, и лагерь служилых полностью никогда не спал – обязательно кто-нибудь бродил среди шалашей или сидел у костра. А двум охранникам возле складов вообще спать не полагалось. Ительмены кучковались в сторонке. Место им досталось мокрое и продуваемое всеми ветрами. Костров по ночам они не жгли, но время от времени кто-нибудь ездил на бате проверять сети. В обязанности иноземцев, кроме прочего, входило снабжение казаков свежей рыбой. Шел отлив, и шлюпке возле них было не причалить, пришлось вылезать на «казачьей» территории. Как только это случилось, раздался прерывистый свист – не сигнал тревоги, а просто привлечение внимания. Из барабар полезли заспанные служилые:
– Опять благородия приплыли, мать их ети… И Малахов с ними!
– Мне к иноземцам надо, – сказал Митька Чаплину. – У них мой бат остался.
Держа под мышкой тючок с постелью, он направился было в нужную сторону, оставив спутников возле шлюпки. И почти сразу был остановлен:
– Эт куда ж ты собрался, друг? Чо не здоровкаешься?
– Шибко гордый, видать, стал!
– Здрасте, ваше благородие! Как они, задницы-то барские? Сладкие небось?
– У немца-то сосешь иль в зад даешь?
– Господа казаки, – негромко сказал Митька. – Дорогу дайте, добром прошу!
Реакция, конечно, была обратной – почесываясь, пукая спросонья, двигаясь медленно и вяло, служилые брали дорогого гостя в кольцо. Их ухмылки ничего хорошего не предвещали.
– Дадим… Ужо дадим мы те дорогу, не ссы.
Не оглядываясь по сторонам, Митька продолжил движение и ткнулся своей свернутой постелью в живот служилого, стоящего на пути. Тот, конечно, посторониться
– Чо толкаешься?! Аль места те мало?
– Да он тя в упор не видит! – подначили сзади. – Зараз стопчет!
Пожалуй, тут Митька сделал тактическую ошибку – замедлился, пытаясь вежливо сдвинуть препятствие с дороги. Препятствие этим воспользовалось:
– Куды прешь, паскуда?!
– Иди на хрен, а? – тихо попросил Митька.
Он пытался понять, до какой степени решатся проявить агрессивность казаки на виду сразу у трех «их благородий». Понять-то он это понял, но было уже поздно – круг сомкнулся, сразу стало тесно. Сзади его уже трогали за одежду:
– Хороша парка! Может, подаришь?
Ответа не последовало, но спросивший не унялся, а ухватился за шкуру:
– Оглох что ли?
– Лапы убери! – рыкнул Митька, движением корпуса избавляясь от неплотного еще захвата. – Я ведь добром просил!
– А никто ж не против – соси!
– Щас, – обреченно вздохнул Митька. Он оглянулся через плечо, перехватил свой спальный тючок и вручил его стоящему перед ним казаку: – Держи!
Тот, естественно, подался назад, уклоняясь от нежданного подарка. А Митька, качнувшись корпусом вперед, пяткой правой ноги лягнул назад, стараясь угодить в пах любителю чужой одежды. И, судя по «радостному» возгласу, угодил-таки!
Интуиция, точнее, чужой – «бесовский» – опыт подсказывали, что времени у него очень мало: казаки еще не раскачались, не вызверились для драки, но сейчас они это сделают! Надо было пользоваться моментом, и Митька плюнул в лицо стоящему слева, а ближайшему справа врезал по корпусу.
– A-а, бля!!
С разворотом корпуса маханул правой, но попал только «скользячкой», добавил левой…
Получилось все как-то неудачно: вялые со сна казаки очень быстро уплотнились вокруг противника, не давая ему свободы маневра. Сбитые первыми ударами усугубили ситуацию – один повалился на землю, другой скрючился, но деваться от них было некуда. Митьку теснили, не давая махать кулаками. Все больше рук вцеплялось в его кухлянку и штаны…
– Уа-арр!! – взревел служилый и всеми силами рванулся к свободе.
Он почти вырвался, но какой-то низкорослый жилистый казачок буквально повис на нем. Двойным ударом Митька вышиб из него дух, но, валясь на землю, тот не ослабил захват – потянул за собой. А сзади уже опять навалились…
И тут громыхнуло.
И сразу же крик:
– Стоять!! Стоять, бляжьи дети!!!
Никто, конечно, не оцепенел от страха, но некоторое замешательство в рядах нападающих все-таки возникло. Митька воспользовался этим, чтобы выдраться из кучи-малы и отскочить в сторону.
Картину он увидал замечательную: перед толпой бородатых-лохматых служилых, напоминающих босяков-оборванцев, стоял красавец-офицер и размахивал обнаженной шпагой. А рядом с ним – другой! Не такой, конечно, красивый, но с дымящимся пистолетом в руке!
– Всем стоять!! – снова закричал Чириков, брызгая слюной. – Кто зачинщики?!! Шаг вперед!!
Властный крик и чужеземный облик не мог не оказать воздействия на рабские, в общем-то, души служилых. Они не попытались продолжить драку, а кое-как встали. Некоторые инстинктивно прикрылись спинами стоящих впереди. А офицер не унимался: