На краю леса
Шрифт:
– Никогда.
– Вы в этом уверены?
– Конечно. Абсолютно уверен.
– Вы здесь никогда не были?
– Я же говорил вам, никогда.
– Даже во сне?
Гюбернатис задумался.
– Даже во сне, - ответил он.
Затем заметил:
– Странный допрос.
Толстощекий хозяин, озабоченно задававший вопросы, снова с огорчением посмотрел на него.
– Пожалуйста, извините, господин депутат, извините. Я склонен к некоторым преувеличениям. Это долгая история, которую я должен вам рассказать, долгая история.
Он устремил умоляющий взгляд на гостя, словно надеялся, что тот попросит его
– Каждому хочется рассказать свою историю.
Этот ответ, казалось, смутил хозяина; но его уже охватило лихорадочное возбуждение.
– Раз...
– сказал он, - ...решите, господин депутат, разрешите рассказать историю, ни в коем случае не похожую на другие. Ни в коем случае. Во-первых, моя история отнюдь не чрезвычайна. А вовторых, она все же необычна.
В это мгновение дверь тихо и медленно приоткрылась, и Гюбернатис увидел собаку. Она несколько секунд покружилась, потом легко и решительно прыгнула на стул между хозяином таверны и странником и уселась там.
– Эта собака принадлежит вам?
– спросил Амадей.
Хозяин посмотрел в направлении собаки, словно хотел удостовериться в ее присутствии.
– Да. Это Дино.
– Конечно, у него тоже есть история, - сказал Гюбернатис.
Он посмотрел на собаку, но та сделала вид, что ничего не слышала, закрыла глаза и зевнула; потом снова равнодушно посмотрела в сторону.
– Он храбрый маленький песик, - растерянно сказал хозяин.
– Моя история, господин депутат...
– Вы расскажете ее потом.
– Она проста, она коротка, она ясна. Послушайте, господин депутат, меня зовут Рафаэль Деснуэттес. Мой отец был служащим отеля, мой дед был поваром, мой прадед даже написал книгу о приготовлении пищи. Итак, вы видите, какой аристократией нашего дела мы являемся. Я не буду говорить об этом, чтобы пощадить ваши чувства, господин депутат, я же знаю, что вы радикал-социалист. Хорошо, итак, я скажу вам, что профессия наша наследственная, мы занимаемся ею и ею живем. Я хотел стать моряком, господин депутат. Я действительно стал юнгой. Но когда мой отец умер, я почувствовал, что должен вернуться к фамильному делу, и сделал это в основном для того, чтобы скрасить дни своей старой матери и утешить ее она была горничной и уважала наши семейные традиции. Итак, сам я вернулся сюда примерно десять лет назад. Моя мать умерла два года спустя. Я остался сиротой. А теперь я перейду к своей собственной истории. Через пять лет после того, как я осел здесь - я обращаю ваше внимание на то, господин депутат, что это произошло пять лет назад, - однажды, как вы сегодня, сюда зашел странник, который, как и вы, путешествовал пешком. Это был довольно крупный мужчина, вероятно, даже атлет, с очень красивым лицом, господин депутат, а глаза глаза его ослепительно сияли. Он зашел на часок, чтобы выпить кружку пива. Я не могу вспомнить, что он мне рассказал, когда я присел рядом с ним, чтобы поговорить. Я ничего из этого не помню, - пожаловался он.
– Затем минут через десять он ушел, и тогда я понял, что меня посетила... обезьяна.
– Обезьяна?
– переспросил Гюбернатис.
Собака закрыла глаза и слегка склонила голову в сторону.
– Я знаю, что раню ваши чувства, господин депутат, сказал Деснуэттес.
– Нет, нет, - пробормотал
– Да, да, я знаю это. Обезьяна! И все же это была обезьяна, которая почтила меня своим визитом. С этого дня я все жду ее возвращения, и каждый гость для меня желанен и почитаем! Вы сами, господин депутат, вы совершенно особенный, вы совсем не такой, как тот, кто должен вернуться сюда.
– Вы уверены, что он вернется?
Хозяин самодовольно усмехнулся.
– Конечно, господин депутат, конечно.
Собака снова открыла глаза.
– С одной стороны, - сказал Гюбернатис, - вы, кажется, все еще хорошо помните, как он выглядит, а с другой стороны, одержимы желанием снова найти его. Я хочу сказать: мне, к примеру, кажется, что я ничуть не похож на обезьяну, и все же вы задаете мне вопросы, словно я могу оказаться этой обезьяной.
– В самом деле. Но в этом нет никакого противоречия, господин депутат. Я только думаю, что его внешность могла измениться, что он принял другой облик.
– Как же вы тогда снова его узнаете?
– По кое-каким приметам.
– Но вы помните хоть что-нибудь из того, что он вам рассказал?
– Ничего. Я часто задумывался над этим. Но ничего. Ничего.
Потом:
– Как вы смотрите на стаканчик старого кальвадоса? У меня в подвале есть отличное вино. Я сейчас принесу его.
Он вышел из таверны.
Как только он оказался по ту сторону двери, пес сказал:
– Что вы думаете о его истории?
– Не слишком много. Я не привык к таким разговорам. Я живу в мире чисел и точных понятий.
– Да, он мечтатель, этот хозяин, не так ли?
– Он мечтатель, я честолюбец, вы быстро усвоили этикет людей, месье Дино. А вы, кто вы?
– Собака.
Но тут появился хозяин, и Дино больше ничего не говорил.
Кальвадос был первоклассным, и Гюбернатис сделал хозяину обычные комплименты. Хозяин таверны принял их как без малейшей гордости, так и без малейшей скромности. Он был так же молчалив, как и пес. Его желание рассказать историю, казалось, совершенно исчезло.
На безлюдной улице послышались шаги, они приблизились, и дверь начала открываться. Дино спрыгнул, со стула и залаял. В щели притвора появилась голова одноглазого старика.
– Вы должны утром посетить меня, господин странник, сказала голова.
– Вы можете на меня рассчитывать.
– Доброй ночи.
Голова исчезла, и дверь снова закрылась. Дино опять запрыгнул на стул.
– Вы с ним уже познакомились?
– спросил Деснуэттес.
– Он недавно был здесь. Но... кто он, собственно, такой?
– Разве я это знаю? Кто это вообще знает? Старый, выживший из ума старик - и все.
Собака искоса посмотрела на странника и улыбнулась. Потом она спрыгнула со стула, уверенно направилась в сторону двери, толкнула ее и тоже исчезла. Они услышали шаги у себя над головами.
– Это девушка приготовила вам комнату, - сказал хозяин.
– Мне рассказали странную историю об этом одноглазом.
– И кто же?
– Ваша девушка.
Хозяин пожал плечами.
– Ха! В этой глуши все так суеверны! Пустая болтовня, иногда глупая. Некоторые заходят настолько далеко, что даже утверждают, что моя собака говорит.
Гюбернатис рассмеялся.
– На самом деле, хорошая шутка!
– И что она может делаться невидимой.
– Раньше ее сожгли бы, и вас вместе с ней.