На краю пропасти. Китайская шаль (сборник)
Шрифт:
– Мы нечасто пересекались – я, видите ли, и сам представитель трудящихся масс. У меня есть машина, но в тех случаях, когда я не справляюсь сам, мне помогает Эванс. Или вам нужен его портрет?
– Если не возражаете, – согласился инспектор, справедливо полагавший, что художник редко бывает беспристрастен к своей модели.
Рейф пожал плечами.
– Коренастый, приземистый, крепкий – сами понимаете, отнюдь не Дон Жуан. Говорят, что он превосходный механик. Черноволосый, светлоглазый, вечно перепачканный
– А характер?
– При мне он никак его не проявлял, но ведь мы почти не общались. Угрюмый, молчаливый… хотя, если верить Дейлу, лучший механик на свете.
– Благодарю вас, – сказал инспектор Марч, сделавший вывод, что Рейф Джернинхем недолюбливал Пелла. – А девушку вы хорошо знали?
– Я помню ее ребенком, иногда встречал в деревне, но мы не были знакомы.
– Она не говорила с вами о Пелле?
– Нет. Сисси Коул доверяла свои тайны одной Лайл.
– За все эти годы у вас не могло не сложиться представления о ее характере. Могла Сисси свести счеты с жизнью из-за несчастной любви?
Рейф пожал плечами:
– Трудно сказать. Любой способен на самоубийство, если его подтолкнуть. Откуда мне знать, как сильно ее подтолкнули.
Слова Рейфа произвели впечатление на инспектора Марча.
– Опишите ее, – очень серьезно сказал он.
Рейф нахмурился, на миг приобретя сходство с портретом на стене.
– Тощая дылда, робкая, бесхарактерная. Такие в детстве ходят с заложенным носом и вечно хнычут, но в глубине души упрямы и неуступчивы.
– Она могла броситься со скалы?
– Откуда мне знать?
Инспектор взял в руки блокнот, снова положил его на стол и спросил:
– Расставшись с миссис Джернинхем, куда вы направились?
Рейф выпрямился, небрежным движением перевернул ремешок часов и сказал:
– Прошелся по пляжу.
– В какую сторону?
– Вокруг залива.
– В направлении Тэйн-Хед?
Рейф улыбнулся.
– Я и забыл, что вы не местный. Если идти по пляжу, непременно дойдешь до Тэйн-Хед.
– Сколько времени на это потребуется? – быстро спросил инспектор.
– Зависит от того, – с улыбкой ответил Рейф, – с какой скоростью вы идете.
– А сколько времени это заняло у вас вчера?
– Вчера я повернул обратно с полпути. Увы, свидетель из меня никудышный. Иначе я знал бы наверняка, убийство это или самоубийство. А возможно, и не знал бы. Я ведь понятия не имею, где именно Сисси упала с обрыва. В некоторых местах скалы сильно выдаются над берегом.
– Вас точно там не было? – прямо спросил инспектор.
С усмешкой на лице Рейф Джернинхем легкой походкой подошел к столу.
– Совершенно уверен.
Взгляд
– Сколько времени обычно занимает у вас прогулка до Тэйн-Хед?
Рейф серьезно ответил:
– По дороге четыре мили, итого минут десять на машине или больше часа пешком. Если по пляжу, то мили две. Мне хватит сорока пяти минут.
– Это я и хотел услышать. Вчера вечером вы повернули обратно с полпути?
– Примерно.
– Еще не стемнело?
– Да, я вернулся засветло.
– Около половины десятого?
– Возможно, и позже, но я не смотрел на часы.
– Вы видели скалы? Рассмотрели бы вы людей на мысе?
– Думаю, да.
– Вы кого-нибудь там видели?
– Ни души.
– Возможно, вы что-то слышали – до того как повернули к дому?
– Боюсь, что нет. Плохо дело? Каким идеальным свидетелем я стал бы, обогни я бухту пешком в темноте! Как-нибудь попробуйте – и поймете, почему я вернулся.
– В какое время вы вернулись?
Рейф вынул руки из карманов и взял со стола линейку.
– И снова незадача! Если б я знал, что это важно, непременно посмотрел бы на часы. Вечно так с убийствами, да и с самоубийствами тоже – никогда не угадаешь, когда они свалятся тебе на голову. Знай я, что эта несчастная собирается учинить с собой такое, заметил бы точное время. Вместо этого я без толку шлялся по окрестностям, сидел на берегу… до… даже не знаю, как долго…
– До полуночи? – спросил инспектор.
– Возможно, – ответил Рейф.
Глава 23
Лайл присела на скамью в укромном углу сада, защищенном живой изгородью и зарослями боярышника, откинулась на спинку и вздохнула. Бледно-голубое небо сияло в солнечных лучах, кругом цвели рододендроны, азалии, жасмин, сирень и лилии. Чашечки эукрифии, похожие на цветы апельсина, сияли белизной. Ниже по склону росли сосны и падубы: золотистые, серебряные и темно-зеленые. Нежно шелестели белые с розоватыми прожилками листья клена. В воздухе не было ни ветерка, но прозрачные кленовые листья всегда волновались – как и море, неспокойное, мерцающее, повинующееся лишь собственным законам.
Лайл растворилась в природе, наслаждаясь солнцем и ароматами зелени, и не заметила, как уснула. Разбудил ее Дейл, заслонивший солнечный свет. Лайл не сразу поняла, откуда возникла тень. Дейл отодвинулся, и солнце снова упало на руки и грудь сквозь ветви старого боярышника.
Дейл не присел рядом с женой. Он стоял и хмуро смотрел на Лайл, словно хотел заговорить, но не находил слов.
– Что случилось? – пробормотала Лайл. В следующую секунду сна как не бывало.
– Нам нужно поговорить, – сказал муж. – Это расследование выводит меня из себя. Ты должна мне помочь.