На краю сознания
Шрифт:
Не знаю, имела ли значение мощность сенсоров Энн в нейронете. Ее искусственное сознание сейчас не получало от них сигналов, нейронет использовал свои системы ввода вывода как для нее, так и для меня. Да и утверждение про «северо-запад» в мире, где вряд ли работали привычные для меня средства ориентирования в пространстве, казалось мне неуместным. Но Энн – всего лишь робот, она вряд ли задумывалась над такими вопросами. У нее наверняка был встроенный компас, и нейронет наверняка подавал на него какой-то сигнал, обозначавший местный север. Что ж, пусть будет северо-запад! Всегда лучше двигаться куда-то, чем ждать течения. Стоило мне
Вскоре я действительно увидел землю, к которой мы быстро приближались. Картина нейронета, как огромного океана, на поверхности которого разбросаны острова-субреальности, казалась мне простой и логичной. Но если реальность здесь субъективна, то все ли видят ее так же? Может быть, это только для меня нейронет показывает многочисленные острова в океане, а для кого-то они выглядят, как планеты в космосе?
– Энн, что ты видишь вокруг? – спросил я.
– Я правильно понимаю, что слово «видишь» вы применяете к моим оптическим сенсорам? В данный момент я по данным с оптических сенсоров я оцениваю скорость, с которой мы приближаемся к суше.
– То есть ты, как и я, видишь остров на горизонте?
– Я интерпретирую полученные с сенсоров данные, и результат их интерпретации подходит под доступное мне определение слова «остров».
Остров был все ближе. На широком песчаном пляже было множество отдыхающих людей, а поодаль виднелся огромный город, который, похоже, занимал большую часть острова. Город был красивым и современным, пожалуй, даже немного футуристичным – высокие здания из стекла и бетона уходили высоко в небо и сияли отраженными солнечными лучами, а нижние этажи зданий было невозможно разглядеть – они скрывались в зеленых листьях. Небоскребы словно вырастали из настоящего живого леса, подобно деревьям-великанам, и лишь когда мы приблизились к берегу, я заметил, что это не лес. Зеленые насаждения складывались в сложный геометрический рисунок, созданный искусственно. Архитектор этого города был настоящим мастером своего дела!
Когда наш пузырь, наконец, выкатился на берег, я разрушил его одной мыслью. На пляже были сотни, если не тысячи людей, но никто не обращал на нас внимания, словно ничего необычного и не произошло. С другой стороны, что может быть необычного в реальности, которая полностью создается фантазией? Наверное, прожив здесь долгое время, привыкаешь уже ко всему. Недалеко от места, где мы причалили, несколько детей играли в воде огромным надувным мячом. Лиза с неподдельным интересом наблюдала за этой игрой. В ней не было никаких правил, не было проигравших и победителей, обычная детская игра, в которой важен был только сам процесс.
– Иди к ним, поиграй, Лиза! Ты ведь этого хочешь, – сказал я.
– А мне можно? – удивилась девочка.
– Конечно. Иди.
Весело хохоча, девочка побежала прямо в воду, забрызгав нас с Энн с ног до головы. Компания детей тепло приняла ее, хотя она и была самой маленькой из них. Дети наверняка были придумками. Я до сих пор не знал, как отличить придумка от реала, но Эдвард Дарио наверняка не стал бы ставить свои эксперименты с нейронетом на детях. Скорее всего, весь этот пляж со всеми отдыхающими – плод воображения местного творца. Нам с Энн стоило бы найти его и узнать побольше о его субреальности. Теперь, после случая с Даниэлем Алленом, я буду соблюдать осторожность. Какой бы красивой
– Я думаю, создатель этой субреальности занимает пост лидера в этом городе. Мэр, президент, что-то такое. Как ты считаешь, Энн?
– Мой анализ человеческой психологии показывает, что вы наверняка правы, господин Ник. Наиболее вероятно, что человек, создавший этот город, является его градоправителем. Вряд ли он поручил бы эту роль придуманному персонажу.
– Если только он не махнул выше. Может, он считает себя местным богом, а все эти люди ему поклоняются?
– Не могу исключать и такой вариант, господин Ник.
– Тогда пойдем и проверим эти версии.
– У меня есть вопрос, господин Ник.
– Что такое?
– Вы оставили Лизу на пляже. Вы считаете, она в безопасности?
– Да, она в безопасности.
– Почему вы так считаете?
– Потому что… Мне трудно это объяснить, Энн.
– Понимаю. Это ваши эмоции.
Город был слишком идеален для моего воображения. Чистые улицы, приветливые прохожие, автомобили без шума и дыма. Здесь уж точно не натолкнешься на подростков, обижающих робота в подворотне! Приветливые прохожие охотно показали нам дом мэра, и даже проводили к нему. Пока мы шли по тротуарам к центру города, нам рассказали, что мэра зовут Луиза Вернер, она же является и главным архитектором города, и двери ее дома всегда открыты для гостей. Все указывало на то, что она и есть творец этой субреальности.
Дом мэра оказался двухэтажным особняком из белого камня, расположенным на высоком противоположном берегу острова, прямо у обрыва. Отсюда открывался замечательный вид на город, по-видимому, сама Луиза предпочитала смотреть на свое творение издалека. Попрощавшись с проводившими нас жителями города, я позвонил в дверь. Ответ не заставил себя долго ждать: дверь открыл робот-дворецкий. Прокрутив в голове весь проделанный путь через город, я понял, что это первый робот, которого я встретил в этой субреальности. Само собой, Энн была не в счет.
– Доброе утро, господин… Простите, в моей базе нет вашего имени! – искусственное лицо робота изобразило эмоцию сожаления.
– Ничего страшного, я в этом городе впервые. Я – Николас Вильфрид.
– Очень приятно, господин Николас Вильфрид. Вы можете войти в холл вместе с вашим дворецким.
– О, меня повысили до дворецкого! Ха-ха-ха! – проговорила Энн.
– Энн? Что это было?
– Люди используют для этого термин «шутка». Разве вам не понравилось, господин Ник?
– Меня это скорее удивило. Не думал, что ты умеешь шутить.
– Мое искусственное сознание быстро обучается. А я ведь исследую ваши эмоции.
Я не ответил. Недавнее знакомство с «исследователем эмоций» еще не настолько истерлось из памяти, чтобы продолжать разговор на эту тему. Робот поприветствовал нас фразой «доброе утро», значит, в этой субреальности было утро.
– Подскажите, пожалуйста, который час? – обратился я к дворецкому.
– Девять часов тридцать четыре минуты.
Я посмотрел на часы. «16:07» – уведомил меня циферблат. Машинально я протянул к часам вторую руку, чтобы исправить время на верное, но одернул себя. Я нахожусь в нейронете. Я – творец субреальности. Зачем мне руки, чтобы исправить время на циферблате? Цифры послушно сменились на «9:34».