На краю страха
Шрифт:
Мне было пять или шесть. В то утро тётка отправила меня на рынок за творогом. Я уже сделал покупки и бесцельно шатался между торговыми рядами. Сначала я спустил всю сдачу на сладости, а потом пошёл к палатке с разными безделушками. Истрёпанные книжки, залатанные игрушки, стеклянные пузырьки – я трогал, рассматривал и никак не мог оторваться от диковинных вещиц. Внезапно воздух прорезал жуткий металлический перестук. Я обернулся и увидел бродягу. Грязные стоптанные ботинки, непонятного цвета лохмотья вместо одежды, а на голове – надвинутая до самых глаз чёрная шляпа. С покатых
– Тря-пки! – прошипел бродяга и схватил меня за плечо длинными узловатыми пальцами. Сердце, как иглой, пронзило диким страхом. Бродяга склонялся надо мной всё ниже и ниже, точно желая лучше рассмотреть. И в момент, когда я уже готов был истошно заорать, он оскалился и отпустил меня.
– Тряпки! Тряпки! – закаркал бродяга и покатил дальше свой ящик. Тотчас же к нему со всех сторон хлынули хозяева палаток с обносками.
Я опомнился и со всех ног побежал домой. Тётка рассказала мне, что человек, которого я встретил на рынке, – старьёвщик. Люди обычно выносили ему ненужные вещи и обменивали на пустяковые побрякушки. А ещё она сказала мне, что я больше его не увижу и что бояться нечего.
Да, с тех пор я не сталкивался с ним, но всегда чувствовал – он рядом. В разных частях города, как только я слышал приближающийся звук скачущих по дороге банок, меня охватывал дикий страх, и мне казалось: если я не убегу, старьёвщик схватит меня и разорвет на куски. И я бежал. Даже если тётка была рядом. Я бросался наутёк, плутал по улицам и лишь спустя несколько часов возвращался домой.
Я соскочил с кресла и обхватил голову руками.
– Ты всё ещё боишься его? – спросила тётка.
Я сглотнул. Мне не хотелось говорить об этом, поэтому я перевёл тему:
– Так душно. Может, пройдёмся до рынка?
Мы шли по рядам свежих овощей и фруктов. Тётка бойко торговалась и покупала овощи, я же брёл чуть поодаль и выхватывал взглядом знакомые здания, вывески, скамейки и деревья, но в мыслях снова и снова возвращался к старьёвщику.
Неужели он ещё жив? Ведь тогда, в детстве, он уже виделся мне безумно старым. И почему я сегодня вновь испытал глубокий страх, давно оставленный в этих местах?
В надежде выкинуть из головы навязчивые мысли о бродяге-старьёвщике, я подошёл к прилавку со специями и нагнулся над жёлтой горкой тёртого шафрана. Резкий горьковатый аромат мгновенно проник в нос и затуманил разум. Я уже было совсем расслабился, как за спиной послышался еле различимый шелест банок и сразу же стих. По влажной от пота шее скользнул неприятный холодок.
– Гх, гх, – раздался грудной кашель. Я обернулся. Бродяга стоял прямо передо мной.
Щёки обожгло ледяным ужасом. Светлые, почти прозрачные глаза смотрели на меня из-под седых клокастых прядей волос. Я не мог шелохнуться. Бродяга стал наклоняться к моим ногам. И чем сильнее сгибалось и без того скрюченное тело, тем длиннее казалась тянувшаяся ко мне рука. Я машинально опустил взгляд.
– Шы-ах… шы-ах, – тыкал старьёвщик пальцем, как ножом, в летний запечённый воздух. Мыча, он щерил сколотые жёлтые зубы, торчащие из почти чёрных десен. В ноздри ударила удушающая кислая вонь.
Я не знал, куда себя деть, но неожиданно поднял тряпку и сунул её в его длинные пальцы.
Старьёвщик обмотал тряпку вокруг шеи.
Это же шарф! Он обронил его.
Бродяга без слов покатил свой фанерный ящик дальше. Когда же он скрылся за поворотом, какое-то чувство, быть может, это и есть интуиция, заставило меня оглянуться. На противоположной стороне торгового ряда стояла тётка и во все глаза смотрела на меня.
– Он до сих пор жив? – наконец я прервал молчание, когда мы давно миновали рынок и уже подходили к особняку.
– Жив, куда ж ему деться, – спокойно ответила тётка, как будто каждый день встречается с этим жутким типом. – В городе всегда полно ненужной дряни. Если бы не бродяга, мы бы давно погрязли во мраке…
– О чём ты? – я был озадачен. – Чего, кроме бесчеловечной расправы за углом, можно ждать от такого дьявольского существа?
Тётка уставилась на меня, и мне даже показалось, что её голубые глаза вмиг потемнели.
– Идём-ка скорее домой, мой мальчик. Свариться на солнцепёке заживо намного страшнее, чем какой-то бродяга-старьёвщик.
Вечером мне захотелось немного развеяться. И чтобы полностью стереть из памяти утреннюю встречу, я позвонил приятелю детства и сказал, что зайду к нему.
– И, Бога ради, прошу, не таскайся по ночам! – тётка стояла в проёме кухни и вытирала полотенцем вымытую после ужина посуду. – Лучше останься у друга, если засидишься. Не хватало ещё, чтоб тебя ограбили… Ты же знаешь местных голодранцев… Сколько загулявшихся туристов лишилось кошельков…
– Я не турист! – кинул в ответ я и выскочил из дома.
Время у друзей пролетело незаметно. Когда мы доиграли очередную партию в покер, за окном уже надрывались цикады. Полная луна с тревогой смотрела на меня, и я засобирался домой. Из прихожей я ещё раз взглянул на смеющихся приятелей и даже подумал, не сыграть ли ещё одну партию, но потом всё же решил идти, так как не любил ночевать в гостях. Надев пиджак и взяв с трюмо недопитую бутылку пива, я беззвучно открыл дверь и вышел.
Напитанный солью воздух и ночная прохлада обрадовали меня, и я не пожалел, что не взял такси, а решил пройтись. До дома тётки оставался квартал по главной улице, я шёл по безлюдной дорожке вдоль парка, и тут мой взгляд зацепился за старый мост. Широкий каменный монстр, под которым когда-то текла небольшая река. Обычно рядом с ним собирались бездомные и грелись у костра. Но сегодня там не было даже самого крошечного огонька. Я немного постоял, пытаясь разглядеть, не ходит ли там кто-то. Нет. Ни единого движения. «Отлично, значит, можно срезать путь», – подумал я и свернул в сторону моста.