На краю времени, на пороге мира
Шрифт:
Миральда помедлила, принюхиваясь, но быстро сообразила, отчего Кларисс, не таясь, шла к деревне. Ибо запах людской давно выветрился из этого места; пахло чем-то другим, непонятным, будоражащим, и ночница вдруг поймала себя на том, что рычит.
– Пойдем, пойдем, – буркнула Кларисс, – думаю, тем уже никого нет. Ни людей, ни тех, кто родился в отравленном Дэйлороне.
Солнце розовым яблоком висело у горизонта, собираясь нырнуть на покой, завернуться в одеяло из ночи и густых облаков. Со стороны болота уже тянулись к заброшенному жилью клочья тумана, похожие на расплывшиеся в воде хлопья прокисшего молока; веяло сыростью.
Две болотные ночницы подошли к ограде – кое-где валялись бревна, словно играючи вывернутые
Миральда вслед за Кларисс шмыгнула между бревнами, огляделась. Народ Зла попировал здесь вволю; сквозь буйно разросшуюся траву то тут, то там, светлели костяки. Кларисс по-мальчишески присвистнула.
– Плохо дело, сестричка. Никто из старых n’tahe не устроил бы такого…
И вдруг… Громкий, угрожающий клекот. Миральда оглянулась, и едва сдержалась, чтобы не броситься наутек. Это при ее новой сущности-то.
Из провала окна ближайшей избы медленно выползало нечто, похожее на сороконожку. Покрытое панцирем, с глазами-стебельками и очень мощными зубами, коим бы позавидовал и оборотень. Существо чуяло ночниц, и, несомненно, понимало их суть, принадлежность к народу Зла…
– Как думаешь, оно разумно? – Кларисс с интересом разглядывала новый вид нелюди.
– Не знаю, – Миральда невольно схватила ее за руку, – не знаю… Кажется, нам лучше уйти.
– Погоди.
Кларисс внезапно шагнула навстречу неведомой твари, подняла вверх руки… Миральда ощутила, как она творит иллюзию для этой зубастой сороконожки, но не могла понять, что именно показывает ее товарка.
Тварь приподнялась на задних конечностях, клекот стал громче… И медленно, нехотя втянулась обратно в провал окна.
– Любопытно, – пробормотала Кларисс, – очень любопытно. Пойдем дальше, Миральда. Мне все-таки хочется попасть в Дэйлорон… Похоже на то, что приближается конец времен, и от этого никуда не денешься.
– А что ты ему показала?
Кларисс пожала плечами и пропустила вопрос мимо ушей.
– Скажи, сколько сейчас лет твоему сыну, Гилларду?
– Эммм… – Миральда задумалась, подсчитывая в уме. Так… Казалось бы, совсем недавно она спасла его от зеркальника, неведомо как просочившегося в Алларен, но уже прошло… – кажется, пятнадцать. Но я не совсем уверена.
– Мы взглянем на Дэйлорон и отправимся в Кайэрские топи. К королеве.
…Через два дня они достигли исконных земель дэйлор, народа, что спал на дне Поющего Озера. Теперь это была всего лишь провинция Великой Империи; сновали туда-сюда рабы, повсюду шла рубка леса. Прокладывали тракты, возводили укрепления – хотя было не совсем понятно, от кого собирались защищаться. Враг-то сгинул самым загадочным образом! Или все-таки жил страх в людских душах, что также внезапно вернутся дети Дэйлорона, чтобы познать всю сладость мести? Или нелюдь, рожденная отравленной землей, начала тревожить их?
Ночницы заглянули и туда, где стоял королевский дворец – а ныне дворец наместника. Луна отражалась в зеркальной глади окаменевшего озера, и Миральде почудилось, что из его глубины доносятся тяжелые вздохи. Она вспомнила, как хлестал по земле отравленный магией дождь, ей захотелось всплакнуть – чисто по-человечески. За этим воспоминанием потянулись и другие: Шениор д’Амес, которого подобрали сестры личинкой и который так изменил всю ее жизнь… Он стоял на коленях рядом с черной кромкой воды, воздев руки к небу, и озеро раскрывалось, принимая детей Дэйлорона в свое лоно, чтобы исцелить и выпустить под синее небо тогда, когда опасность минует… А потом был старый сад, залитый лунным светом, прощание – и погребальный костер, где обратилось в пепел тело последнего короля дэйлор. Вместе с именем Шениора неизменно всплыло из глубин человеческой памяти и другое имя. Командор Геллер Накори, так и не нашедший в себе силы изменить Императору ради
В Дэйлороне Миральда встретила немало новых n’tahe. Все они странно походили на гигантских насекомых, но – признавали в ночницах «своих» и не пытались атаковать.
– Множатся, – презрительно обронила Кларисс, – скоро здесь будет очень жарко… Мир изменяется, похоже, что на сей раз ему не миновать обновления.
– Но для этого придется сбросить старую кожу, да? – уточнила Миральда, – все завершится, и все начнется заново?
– Ты, как всегда, сообразительна, – улыбнулась Кларисс, – именно это, похоже, и грядет. Ох, не стоило императору травить Дэйлорон!
– А как же тогда пророчество Шениора?
– Но пророчества – это вещи весьма туманные и неясные. Он ведь не сказал тебе, что именно произойдет, так? А, может быть, дэйлор проснутся после того, как все, кто здесь жил до этого, погибнут? Ты об этом не думала?
Они добрались до печально известных Кайэрских топей только к весне.
Минуя окраинные селения, похожие на маленькие крепости, Миральда несколько раз становилась свидетельницей бесстрашно-безумных вылазок кочевников. И только единожды выдержали натиск подданные императора Квентиса, да и то потому, что стоял лагерем пограничный отряд. Полудикие люди из-за топей не щадили никого, и не уводили в рабство; это куда как походило на внезапный разлив реки – когда прибывает бурлящая вода и смывает все на своем пути, не щадя никого. Кочевники были словно одержимы… Не удержавшись, Миральда высказала свою мысль вслух. Кларисс только пожала плечами.
– Когда я навещала эти места в прошлый раз – а надо сказать, это было давно, они вели себя не так. Думаешь, королева их заставляет? Вряд ли. Скорее всего, эти люди тоже чуют, как переполняется силой отражений чаша, и одержимы именно ей.
Потом Империя осталась за спиной, а впереди корчились под ярким небом деревья Кайэра, темные, побитые неведомым недугом, подгнивающие.
Считалось, что топи были непроходимы для людей и разрезали большой материк на две половинки, которым никогда не суждено соединиться. Кочевники, занявшие западную половинку, ухитрялись пробираться сквозь болота и покусывать вальяжную и самодовольную Империю. Но то ж дикари, племена, не знающие о том, что есть цивилизация, посвятившие себя владыкам Ночи, то есть Народу Зла. А вот пытаться пересечь Кайэрские топи жителю востока – заведомо гиблое дело. Первая же попавшаяся нелюдь отобедает, и на том поход завершится.
Об этом думала Миральда, шагая вслед за Кларисс по узкой тропке между вечно умирающими – и вечно живыми деревьями. Вечерело. В мутную, неприятную тишину вплетался легкий, едва заметный запах тлена. И ни одна птица не вила гнезда среди неприветливых ветвей.
Кларисс остановилась столь внезапно, что Миральда, погруженная в свои мысли, с размаху ткнулась ей в спину. И только потом заметила, что их уже встречали.
Ночница, которой доверили охранять тропу, казалась очень юной и – это Миральда увидела сразу – изначально не была человеком. Девушка-дэйлор, уведенная из Великого леса в болота и принявшая вечную жизнь… Ее одежда показалась Миральде чересчур хорошей для ночниц: обычно сестры печали обходились лохмотьями. Перерождение как-то отбивало естественное для женщины желание быть аккуратной и чистой… Стряхнув остатки былой жизни, мелочных устремлений, ночницы более не уделяли внимания своим вещам. Миральда, правда, по старой памяти еще старалась одеваться, как раньше; Кларисс взирала на нее с непониманием, но ничего не говорила.