На краю жизни и смерти. Кома: ключ к пробуждению
Шрифт:
Тем не менее мне кажется, что процессуальная работа способна помочь нам взглянуть в лицо страху смерти и умирания, поскольку сама работа часто приносит облегчение. На самом деле эта работа может быть не только поучительной, но и забавной. Смерть может стать для любого человека замечательным временем обучения. Нравы и законы социальной жизни бледнеют перед комами и трансами, а чистое влечение к самопознанию усиливается. В предсмертном состоянии люди, как никогда, готовы жить полной жизнью. Некоторые на самом деле возвращаются в жизнь из глубины, казалось бы, терминальной комы. Даже те, кто всегда противился психологическим и религиозным учениям, на пороге смерти бывают очарованы внутренними процессами, происходящими в них самих.
За исключением пациентов с серьезным структурным поражением мозга, все люди, находящиеся в состоянии комы, которых мне довелось наблюдать, пробуждались и рассказывали о своих мощных переживаниях. Даже пациенты с обширным травматическим поражением мозга положительно реагировали на процессуальную работу с невербальными сигналами, в то время как люди без серьезных поражений мозга пробуждались и завершали свои неоконченные обучение и любовь. Некоторые умирали, другие же на пороге смерти вставали с кровати, выписывались из больницы и возвращались к жизни. Большинство из них полностью переосмысливали свои представления о жизни и смерти, а один человек отправился в круиз на Багамы. Позвольте мне рассказать его историю.
Джон, мужчина лет восьмидесяти, казалось, застрял на краю жизни, не будучи способным умереть. На протяжении шести месяцев он то погружался в полукоматозные состояния, то выходил из них, а в промежутках стонал и вопил. Когда я увидел его, он лежал на больничной койке, стонал и выкрикивал нечто совершенно неразборчивое. Он беспокоил других пациентов и медсестер. Хотя я работал с пациентом в другой палате, сестры упросили меня пойти и осмотреть его, надеясь, что я, быть может, его успокою.
Войдя в палату, я увидел старого негра, лежащего в луже пота и громко стонущего. Я пошутил: «Эй! Никто в округе глаз сомкнуть не может! Уж слишком ты шумишь». Джон, казалось, не слышал меня и продолжал стонать.
Я решил последовать за его звуками. «Ох-ох! У-ух! Ой-ой-ой!» – стонал я вместе с ним, подражая звуку его дыхания. Я слегка пожимал его руку, следуя ритму его дыхания и сердцебиения.
Примерно через 20 минут его приглушенные крики стали превращаться в различимые слова. Джон, который целыми днями не говорил никому ни слова, который за шесть месяцев не произнес ни одной законченной фразы, теперь сказал: «Да-а. Ух ты! Нет… ох…»
(Следующий диалог был записан на магнитофон)
Арни (добавляя фразу к его словам): Ух ты! Да, невероятно!
Джон (медленно, поначалу рассеянно): Да, ты… ты… знаешь…
Арни: Я… да.
Джон: Ш-ш-ш… Да-а. Б… ба… бабабаллшо-о-ой, бо-о-ольшой к-к-орррррррабль.
Арни: Кор-р-р-а-а-а-а-бль… Да-а. Он больше, чем я думал, этот корабль.
Джон: Да-а, бо-о-о-о-льшой корабль… идет… за Джоном!!!
Арни: Ух ты, ух ты… И ты на него сядешь?
Джон (вопя изо всей силы): Нет, парень, только не я!! Я не сажусь на этот корабль!
Арни: А почему бы и не сесть?
Джон (долгая пауза; кашляя и сипя): Этот корабль идет… в… отпуск! Я-то не иду. Мне завтра в восемь утра вставать и идти на работу!
Арни: Мне тоже. Мне тоже… Но сделай мне одолжение, большое одолжение (следуя направлению движения глаз Джона): подними свои глаза у себя в голове и хорошенько взгляни на корабль.
(Джон стал вглядываться и закатил глаза кверху.)
Арни: Вглядись, а потом скажи мне, кто ведет корабль.
Джон: Гмммм, кто… гмммм. (Глядя
Арни: Ангелы?
Я был взволнован и подумал про себя, что это переживание нужно завершить, то есть ему надо войти в него еще глубже, чтобы оно смогло ему пригодиться.
Арни: Загляни в котельное отделение. Кто там?
Джон (смотря вниз, опуская голову вниз): Гммммм… Ой! Ух ты! Гммм… Там внизу… ангелы… тоже. Нет… Да. (Хотя Джон ограничен своим физическим состоянием, он начинает возбужденно кричать.) Эй!.. Э-э-э-й!.. Э-э-э-й!.. Ангелы ведут этот корабль!!
Арни: Ангелы! У-у-х-ты! Пожалуйста, сделай мне одолжение, сделаешь? Подойди поближе и выясни просто, сколько стоит попасть на этот корабль.
Джон: Гммм… (оглядываясь по сторонам) Гммм, да, да. Это… нет… да-а… это… ну… это нисколько не стоит. Но… ль.
Арни: Ну и что ты думаешь об этом? Это бесплатное путешествие.
Джон: Интересно. Ну и ну!
Арни: А ты хоть раз был в отпуске?
Джон: Не-а. Только не я.
Арни: Слушай, парень, у тебя никогда не было отпуска. Ты – рабочий человек. Тебе надо подумать о маленьком путешествии. Если тебе там не понравится, вернешься назад. Если тебе понравится, обдумай его. Если хочешь, отправляйся. Если захочешь, возвращайся, а нет – так плыви дальше. Ты теперь можешь принимать все решения сам. Если поедешь в отпуск и побудешь там – хорошо! Если останешься здесь – замечательно! Если поедешь, мне бы хотелось как-нибудь с тобой там встретиться.
Джон: Да. Да. Отпуск, на Багамы, Ба… га… мы… Да. Гмммммм… никакой работы.
Джон затих, закрыл глаза и стал засыпать. Он перестал вскрикивать. Я вернулся к своему пациенту и примерно через полчаса снова навестил Джона, чтобы справиться о его состоянии. Около его койки стояла сиделка. Она сказала, что Джон только что скончался. Я был и огорчен, и счастлив одновременно. Старик решил уйти в отпуск. И хотя мне хотелось бы узнать его получше, но по крайней мере я попытался помочь ему смягчить требования этики рабочего и отправиться в путешествие на Багамы. Ему требовался перерыв в работе. Он застрял на краю жизни, потому что его мучил вопрос: может он уйти в отпуск или нет? Он застрял еще и потому, что окружающие испытывали трудности в общении с воем и криками его коматозного состояния.
Для самого Джона его коматозное состояние, возможно, выражалось следующим утверждением:
У меня противоречие. Здесь нет никого, кто мог бы помочь мне разрешить его, поэтому я поступлю наилучшим образом, уйдя внутрь себя и наблюдая этот корабль. Поскольку я не привык работать с видениями, я могу только возбужденно кричать о том, что я вижу.
Сегодня, как никогда прежде, потребности умирающих удовлетворяются в хосписах, больницах и частных домах любовью и уходом, психологическим пониманием, молчаливой медитацией и молитвой. И все же самые глубинные чувства умирающих – например, конфликт Джона, касающийся отпуска, – оказываются вне нашего внимания. Все мы, связанные с умирающими, делаем все, что в наших силах, однако пока мы находимся на начальных этапах этой работы. Необходимо еще многое узнать об умирании, о чем мы можем судить по тому разочарованию, которое мы испытываем, осознавая свою неспособность установить связь с умирающим. Мы неверно предполагаем, что они недосягаемы для нас, что они покидают свои тела и что сочувствие, медитация и любовь – это все, что мы можем им предложить. Все это необходимо, но не достаточно.
Конец ознакомительного фрагмента.