На круги своя (сборник)
Шрифт:
Он вздрогнул и схватил телефонную трубку.
– Кто? – переспросил он. – Ведяева Дарья? А, по поводу места. Я понял. Ну, что ж, приходите. Когда? А когда вам удобно? Прямо сейчас? Вы здесь, в холле? Ну, поднимайтесь, Ведяева Дарья. Будем на вас «посмотреть».
«Шустрая, – подумал он, – раз – и внизу, прямо в холле. Ну, что же. Посмотрим. Приезжая наверняка». У него абсолютный слух – мама-то дирижер-хоровик. Нездешний акцент он сечет, что называется, с полоборота.
В дверь постучали, и он открыл. На пороге стояла девица. Бледная моль, серая мышь – как там еще?
Он
Она тоже вроде как растерялась – стояла, не шелохнувшись, и хлопала серыми, в бледных ресницах, глазами.
– Ну, проходите. – Он пропустил Ведяеву Дарью вперед.
Провел в кабинет, уселся за стол и указал ей на стул.
– Рассказывайте, – не очень вежливо буркнул он, понимая, что Даша эта – не «наша». В смысле ему не подходит. Категорически.
Она дернулась, чуть подалась вперед, побледнела, громко сглотнула в волнении слюну, отчего он поморщился, и начала:
– Ведяева Дарья, – сказала она, – мне девятнадцать. Ну, почти двадцать. Будет в апреле.
– Оставим подробности, – оборвал ее он, – давайте по делу.
Она снова кивнула и снова сглотнула.
– Да-да, безусловно. Окончила курсы секретарей-референтов. Знаю английский – ну, разговорный и читаю. Со словарем, – пролепетала она.
– Опыт работы, – сурово поинтересовался он, – имеется?
Она снова подвинулась к краю, он глянул на стул – не свались, сердешная! Изъерзалась от волнения.
– Нет, – прошелестела она, мотнув головой, – почти нет.
– Что значит – почти? – удивился он. – В каком это смысле?
– Ну-уу, – протянула она, – в смысле того, что я мало работала. Вот. Всего два месяца. Дома.
– Дома – это где? – уточнил он. – Вы откуда?
– Из Энска, – тихо ответила она, – это город такой, на Волге. Точней, городок.
Он откинулся на стуле и кивнул.
– Знаем. Бывали.
Почему-то сказал о себе во множественном числе. Сам удивился.
– Правда? – обрадовалась Ведяева Дарья. – Давно?
Он махнул рукой.
– Да в прошлом веке. В общем, лет двести назад.
Она расстроилась.
– А-а, так давно… Хотя… – она чуть задумалась, – с тех пор, наверное, ничего и не изменилось. Как был медвежий угол, так и остался, – она тяжело вздохнула, словно переживая за свой городок.
– Ну, и? – спросил он. – Что было дальше?
Она пожала плечами:
– Да ничего. Два месяца проработала в одном офисе. Они торговали деревянными поддонами, ну, и всем остальным. А потом прогорели. Закрылись. И все.
Он снова кивнул:
– Ну, все понятно. И тогда вы решили… Рвануть в столицу, я так понимаю?
– Так, – подтвердила она, – просто… там, дома, совсем нет работы. Совсем! Ну, или только в торговле – на рынке или в продуктовом. Платят копейки, – тихо добавила она и покраснела.
– Понятно! – Он вздохнул, встал и прошелся по комнате. – Все едут в Москву. В столицу. Здесь есть возможности, да? – спросил он, уставившись на нее.
Она пожала плечами и неуверенно ответила:
– Ну да… наверное.
– Наверное! – покачал он головой. – Вот именно, что «наверное»! А не наверняка,
Она послушно кивнула и опять побледнела.
– Да ничего вы не по-ни-ма-ете! – почему-то разозлился он. – Совсем ничего! Вот смотрите, зарплата секретаря – да? Да! Зарплата. Тысяч двадцать, не больше. Ну, двадцать пять – на крайняк. При вашем досье-то. Без опыта и все остальное. Согласны?
Она смотрела в пол и чуть заметно мотнула головой.
– Итак – двадцать. Ну, пусть для начала, – повторил он. – Ну, пусть даже двадцать пять. Больше, простите, вам не дадут. Из них проесть – минимум десять. И это если совсем экономно – «Доширак», «Ролтон», картошка и макароны. Все. Понимаете, все! Ни фруктов, ни кофе, ни тортика и ни сыра с колбаской. Ну, или там пару раз в месяц, не больше. В день получки, как говорится. Два – жилье. То есть комната, угол. Хотя скорее второе. На комнату вы не потянете. Угол. В лучшем случае у тихой и вредной бабульки койка под вытертым одеялом. Вечером бабулька смотрит все сериалы подряд вместе с ток-шоу. А ночью храпит. И еще вредничает, придирается, дает советы, рассказывает про подвиги жизни и с тоской вспоминает милые сердцу советские времена. Ну как, симпатично? Не правда ли, Дарья? И угол этот убогий вам обойдется не меньше десятки. Ну, или тыщ восемь – как повезет. Если у черта, простите, в заду. И что остается? На пудру, помаду? Мороженое? На кофточки и все остальное? А маме послать, а? Наверное, надо и маме послать?
Она вдруг как-то вся сжалась, окаменела и качнула головой.
– Нет. Маме не надо. Мама… умерла.
– О господи, – сказал он, – ну, совсем плохо. Ну, папа там или бабуля с дедулей. Хотя положение дел это никак не меняет. Вот это важно! Вы будете недоедать, мерзнуть в дешевой куртяшке, промокать в дрянных сапогах, шарахаться от ментов, бояться этого шумного и неприветливого города, терпеть нужду и страдать. Вот я о чем! Вы понимаете? Такие зарплаты – ну, если только для бестолковых москвичек. У которых есть дом и семья. Мама и папа прокормят, ну, а жилье и так есть. Так, на шпильки и сигареты. Этого хватит – если по-скромному.
Она молча кивнула.
– Ну и выводы? – риторически спросил он. – Езжайте лучше домой. Там хоть родня… И квартира.
– Нету родни, – сказала она. – Никого. Папы и не было. Никогда. А дед с бабушкой умерли. Комната есть – в частном доме. С печкой. Колодец на улице. И туалет.
Она замолчала. И он не знал, что сказать. Стыдно было. Стыдно и гнусно. Паршиво, короче. На старые дрожжи, как говорится.
Она молчала и смотрела в окно.
Он, тяжело вздохнув, наконец произнес:
– Ладно, Ведяева Дарья. Оставьте свой телефон. А там – там посмотрим. Может быть, вы и правы: Москва – город возможностей. Неограниченных. Кто знает – может, карьеру сделаете. А может, богатого жениха подберете. Всяко бывает. Чудеса, наверное, все же случаются. Хотя…
Бледная моль Дарья Ведяева явно обрадовалась и закивала:
– Да-да, конечно! Вот мой мобильный!
Он протянул ей листок бумаги, и она старательно, чуть высунув кончик языка, красивым, каллиграфическим почерком оставила свои координаты.