На крутых виражах
Шрифт:
Для участия в учебных воздушных боях пригласили А. Г. Шевцова, меня и еще нескольких летчиков, воевавших на самолетах МиГ-3, Як -1 и "Аэрокобра". Напомню, кстати, что на Елецком аэродроме базировались кроме нашей части и другие полки. Трижды мы с Шевцовым сходились в воздушных поединках, чтобы проверить, на что способны Ме-109ф и Ла-5, и всякий раз превосходство оставалось на стороне нашего истребителя. Те, кто наблюдал с земли за нашими схватками, воочию убедились, что ни Шевцов, ни я не жалели сил. От перегрузок у меня ломило кости и темнело в глазах, в три ручья лил пот -
Всякий раз после приземления к нам подходили летчики и восхищенно говорили, глядя на шевцовский истребитель:
– Ну и тянет на вертикалях!
– Что и говорить, вертикали горячие!
– Да, будем драться с противником не на горизонталях, а на вертикалях.
Костя Соболев "дрался" со мной на самолете МиГ-3. Эта машина на низких и средних высотах уступала "мессу", ибо она была рассчитана для воздушного боя на больших высотах. Там "миг" считался королем воздуха. Что же касается Як-1 и "Аэрокобры", то на горизонталях они имели значительные преимущества перед "мессершмиттом", а на вертикалях сравнительно небольшое превосходство.
Испытав в учебных боях с Ме-109ф все наши самолеты, мы обобщили этот опыт, сделали его достоянием всех однополчан и летчиков соседних полков. Большое дело - знать сильные и слабые стороны врага. Особое внимание обратили на то, чтобы пилоты "лавочкиных" навязывали атаки не на горизонтальных маневрах, а на вертикальных.
Огненные вертикали. Как запомнились они однополчанам на Орловско-Курской дуге и в последующих воздушных боях!
Глава седьмая.
Время больших надежд
Из Ельца мы перелетели на аэродром, расположенный неподалеку от Ефремова. Отсюда летали на боевые задания, в основном на сопровождение бомбардировщиков соединения И. С. Полбина - прославленного летчика и талантливого командира.
Затем нам приказали сдать "миги" тыловым частям и отправиться за получением новых самолетов Ла-5, только что поступивших на вооружение Советских Военно-Воздушных Сил.
Когда мы летели на Ли-2 за получением повой техники, погода резко ухудшилась. Пришлось сесть на запасной аэродром недалеко от Москвы. К месту назначения решено было добираться по железной дороге - значит, через Москву, где жили мои родители. Не каждому в то трудное время выпадало счастье побывать дома...
В Москве я пригласил с собой штурмана полка Шевцова. Он стал было отнекиваться, но йотом согласился.
Мать и отец оказались дома. Они были страшно удивлены, увидев меня: уж не дезертир ли я? Глаза у матери сразу повлажнели. Недоумевая и радуясь, она глядела то на меня, то на Александра Шевцова и что-то еле слышно говорила.
– Сынок!.. - только и сказала мать, припав к моей груди.
Потом подошел отец. Тихонько отстранив маму, он поцеловал меня и сухо спросил::
– В отпуск или насовсем?
– Проездом...
Только после этого отец соблаговолил посмотреть на Шевцова. Окинув его взглядом с ног до головы, сказал:
– Знакомь.
– Шевцов... Александр Григорьевич. Мой однополчанин. Через полтора часа мы с ним должны быть уже на вокзале.
– Добро! Раздевайтесь...
Мать тем временем хлопотала насчет закуски. Стол, дополненный нашими летными пайками, получился неплохим. У отца даже водка нашлась: приберег, получив по карточкам.
Мать только пригубила рюмку, хотя мы подняли тост за нашу победу. Она вообще не терпела спиртного, считая его причиной всяких бед. Сидя напротив, мать неотрывно смотрела на меня. Подниму глаза - и сразу встречаю ее ласковый и вместе с тем тревожный взгляд. Даже мурашки по спине пробегали...
Отец держался спокойно, расспрашивал о нашем житье-бытье, о боевых делах, в скольких баталиях успели побывать, много ли самолетов сбили. Интересовался-также, силен ли враг, надолго ли у него хватит сил. Ведь за ним вся Европа. Примечательно, что у отца не промелькнуло и тени сомнения в нашей победе.
Во время обеда я заметил, что отец вдруг стал с недоумением посматривать на меня и Шевцова. Иногда он глядел на меня с плохо скрытым осуждением. О причине перемены его настроения я узнал несколько позже. Оказывается, отцу не понравилось, что на моей груди был лишь один орден, а на кителе капитана их два. Вот и стало ему досадно. Неужели, мол, его сын хуже других? Неужели он хуже воюет?
Когда Шевцов встал из-за стола, чтобы выйти в коридор покурить, родитель мой вдруг по-юношески резко вскочил со стула и направился за ним. А мне холодно бросил на ходу:
– После покуришь! Побудь здесь, поговори с матерью, ведь скоро на вокзал!
Совет, конечно, был справедливым. Мать всегда остается самым дорогим человеком.
...Александр Шевцов поведал мне потом о разговоре с отцом в коридоре. Он учинил ему форменный допрос:
– Скажи, пожалуйста, Александр Григорьевич, что, мой Иван воюет или в обозе служит?
Шевцов поначалу растерялся. Не уловив хитрой подоплеки вопроса, он простодушно ответил:
– Да что вы, Алексей Ефремович! Мы вместе деремся с врагом. Иван воюет хорошо!
Такой ответ не устраивал отца.
– Так почему же у тебя два ордена, а у сына один?
Только тут Шевцов понял настоящий смысл первого вопроса. Он чуть не рассмеялся, но сдержался и сумел убедить отца, что его сын не хуже других...
Вот какими были наши родители в годы Великой Отечественной войны: они страстно желали, чтобы сыновья живыми и здоровыми вернулись с победой домой. Но не менее горячо они хотели, чтобы дети не посрамили их чести, с беззаветной храбростью сражались бы с лютым врагом...