На линии огня. Слепой с пистолетом
Шрифт:
— Я размозжу его долбаные мозги! — кричал Лири. — Помоги мне, Христос Всемогущий!
Хорриган дышал медленно и глубоко, хотя и ужасно болели его ушибленные или переломанные ребра, и сознание понемногу начало возвращаться к нему, несмотря даже на то, что нос его собственного револьвера 38 калибра все больше врезался ему в шею. Левая рука Лири обхватила его туловище крепкой, тяжелой хваткой, она все еще сжимала прямоугольный кремового цвета пистолет.
Харри Сарджент стоял, прижав правую руку к тому месту фрака, где, очевидно, должно было располагаться
Лилли и остальные с оружием в руках приближались к Лири так же, как укротители львов осторожно подкрадываются к освободившемуся царю зверей. Но на этот раз именно у льва были и кнут, и обруч…
Скользя вдоль стены, Лири тащил Хорригана к дверям, ни на секунду не ослабляя давления ствола револьвера на его шею. Затем, выглядя в своем фраке словно сумасшедший метрдотель, доставляющий пьяного клиента к столу необычным способом, он выволок Хорригана в вестибюль второго этажа, прямо в толпу агентов и полицейских, телевизионщиков и фотокорреспондентов, снующих тут и там в поисках единственного плана, достойного Пулитцеровской премии.
Взгромоздившись на площадках всех четырех этажей открытого вестибюля, над ними наизготовку застыли снайперы. Хорриган видел их, взмокший Лири, видел их тоже.
— Ты покойник, Митч, — сказал Хорриган.
— Заткнись! — Лири еще сильнее прижал револьвер к шее Хорригана и поволок его к площадке лифтов.
— А президент-то жив, Митч, — сказал Хорриган. — Элвис теперь далеко.
— Заткнись, Фрэнк!
Лири подобрался спиной к лифту, прикрываясь Хорриганом, как щитом, и нажал на кнопку вызова так, словно раздавил большого клопа. Ему казалось, что этот шум и суета только привиделись ему: и вспышки камер, и телевизионные юпитеры, нацеленные в него, и Лилли, раздающая агентам приказы…
— Ты настоящий гвоздь программы, — заметил Хорриган, превозмогая дикую боль, его ребра сотрясались при каждом слове. — Не моргай. Это твои пятнадцать минут славы…
— Ты сегодня заткнешься, Фрэнк!?
Хорриган заметил снайпера, занявшего позицию сверху и ждущего своего момента. Хорриган склонил голову набок, открывая лучший прицел, но и Лири увидел его, среагировал и присел за своим заложником.
— Не умно, Фрэнк, — заметил он.
Хладнокровие не к добру вернулось к Лири.
Двери лифта открыли пустую кабину, и Лири, удерживая 38 калибр у самого горла Хорригана, вошел в него, пятясь вместе с пленником в объятиях.
Одновременно с этим стеклянная стена позади них треснула и посыпалась брызгами осколков под автоматным огнем из «узи», изрешетившим стекло со всех четырех сторон, и Лири тотчас развернул своего пленника, прикрываясь им. Ни одна из пуль не угодила в них, но дождь осколков осыпал Лири сильней, чем Хорригана, а одна из стекляшек вонзилась в щеку безумца.
Лири, удерживая Хорригана сзади,
Неожиданно Лири освободил Хорригана и оттолкнул его в другой конец кабины, где агент, врезавшись в стальное перекрытие, чуть не вывалился наружу, устояв с огромным трудом. На счастье руки его оказались там, где не было стекол, пара дюймов в сторону, и он пропорол бы ладони до кости.
Ребром своей левой кисти Лири нажал кнопку «Стоп».
И лифт остановился.
Неприятный подъем еще более усилил боль в грудной клетке Хорригана. Он задыхался, каждый вдох отдавался нестерпимой мукой. Его лицо залил пот, а может, и слезы — он не был уверен.
Прямо напротив него, против еще одной полустены разбитой кабины их лифта Лири прижался спиной к стальному перекрытию. Его фрак был разорван, лицо залито потом и, возможно, слезами, но еще и кровью, хлещущей из раны. Тыльной стороной ладони свободной руки Лири стирал ее, пачкая пальцы кровью.
Он смотрел на Хорригана в упор.
Ветер насквозь продувал изрешеченную кабину, свистел в трещинах и раскачивал осколки стеклянных стен. Было ощущение, что ты приложил ухо к морской раковине и слушаешь ее шум, в который зачем-то врываются сирены полицейских машин и крики снизу.
Но все это было внизу, а здесь, наверху, на своей половине лифта, рядом с безумцем, направившим на него его собственный пистолет, Хорриган почувствовал неожиданное и странное облегчение.
Умиротворение.
Покой.
Затем он вздрогнул от боли, и Лири спросил его, кажется, с искренним сочувствием:
— Ты в порядке, Фрэнк?
Ему больно было говорить, и Хорриган вздрогнул, но ответил:
— Нет, идиот. Ты сломал мне к черту ребра.
Мягкая улыбка Лири, казалось, гармонировала с посвистыванием ветра. Стеклянные пластинки подрагивали, как льдинки.
— Все еще не потерял бодрости духа, Фрэнк? Надеюсь, ты готов сыграть последний раунд…
— Игра окончена, — ответил он. — Президент в безопасности.
— Но ты-то нет. Правда, Фрэнк?
Это был его собственный маленький мир в этой маленькой разбитой коробочке вселенной, зависшей над городом. Лири казался тоже успокоенным, расслабленным, домашним. С кривой усмешкой он привстал на колени и положил оружие кремового цвета, из которого он стрелял в президента, на усыпанный стеклом пол кабины. Примерно в футе от себя.
Затем, потянувшись в сторону Фрэнка, он положил револьвер 38 калибра тоже на пол, но примерно в футе от агента.
Оглянувшись назад, он указал на пистолет, словно приглашая Фрэнка взять его.