На линии огня
Шрифт:
Дело в том, что нашего общего приятеля взяли в седьмой раз, и ему предстояло на всю жизнь распрощаться с доходным промыслом и перебиваться с хлеба на воду. И вот он приходит к Арнольду Безспичкину с предложением, поскольку, как он сказал, Арнольд единственный, кто может его спасти. Ему пришла в голову чудесная мысль, что все обойдется, если только исчезнут заведенные на него дела. Все свои несчастья он приписывал протоколам о задержании.
— Чем же я могу тебе помочь? — спросил Арнольд.
— Тысячу
— Что я должен буду сделать? — спросил Арнольд.
— Спалить мои протоколы, — отвечал наш общий знакомый.
— А где они находятся? — спросил Арнольд.
— В полицейском участке, — отвечал наш общий знакомый.
— Постой-ка, — говорит ему Арнольд. — Это что ж выходит: ты хочешь, чтобы я за тысячу баксов спалил полицейский участок?
— Совершенно верно, — отвечает наш общий знакомый. — Можешь выбрать время, когда на дежурстве будет поменьше народу, чтобы было как можно меньше жертв.
Арнольд посмотрел сначала на меня, потом на моего приятеля Уоллеса Т.Мак-Гинти.
— Так вот, ребята, — сказал он. — Я этого делать не стану.
Возразить мне на это было нечего, и я заказал выпить Уоллесу Т.Мак-Гинти, а заодно и Арнольду, полагая тем самым начало тому, что вполне совпадало с его программой на этот день.
Арнольд Безспичкин — как Дракула — работает по ночам, а потому, когда солнце перекатилось через крышу салуна на другую сторону, он двинулся к выходу, наполнив свое брюхо выпивкой за мой счет, за которую, как я надеялся, он должен был рассчитаться.
У двери он остановился и улыбнулся, ослепив меня своим единственным зубом.
— Ты никогда не добьешься успеха в этой профессии, — сказал он.
— Это почему же? — спросил я.
— Потому что ты не умеешь правильно задавать вопросы, — отвечал Арнольд.
— А какой вопрос я задал тебе неправильно? — поинтересовался я.
— Ты меня спросил, возьмусь ли я за деньги спалить полицейский участок.
— Ну да, — сказал я. — А ты сказал, что не возьмешься.
— Точно, — сказал Арнольд и снова повернулся к двери. Потом снова обернулся и добавил: — Просто я сделаю это бесплатно.
И теперь я, когда беру у кого-нибудь интервью, всегда об этом помню и никогда не задаю легких вопросов. Пусть за свой счет угощают другие."
Римо однажды прочел заметку, затем отыскал бар «У Перчки» в телефонном справочнике, а услужливый полисмен растолковал ему, как попасть на Ла-Дукс-стрит.
Подъехав к бару, Римо увидал стоявший там фургон телевизионщиков. У входа выстроилась очередь, и молодой парень в испанском кожаном пиджаке и сшитых на заказ джинсах отпихивал людей от двери.
Римо двинулся к нему.
— Извини, приятель, — сказал парень. — Бар откроется через два часа.
— А в чем дело? —
— Рекламу снимают.
— Хорошо, — сказал Римо и сделал вид, что уходит. Парень отвернулся, чтобы отогнать кого-то еще, и Римо, следивший за глазами парня и дождавшись, когда тот повернется настолько, что не сможет видеть его боковым зрением, шмыгнул у того за спиной в дверь салуна.
— Извини, туда пока нельзя, — сказал парень какому-то мужчине, одетому в клетчатый пиджак и синие джинсы фирмы «Фармер Браун».
— А почему же ты только что пропустил того малого? — спросил мужчина.
— Какого малого?
— А того, худого.
— Отойди. Я его тоже выгоню, — ответил парень.
— Дубина.
— Приходите через пару часов, — сказал парень.
Деревянный пол старого заведения был сплошь устлан толстыми электрическими кабелями, и освещение было как вечером на стадионе.
Возле стойки стоял мужчина. Это был крупный, толстый человек, одетый в костюм, который выглядел так, будто владелец получил его по почте в бумажном пакете. Римо узнал Джоуи Джерати, портрет которого был помещен в газете рядом со статьей.
Позади Джерати стояли мужчина и женщина — модели, тщательно наряженные под посетителей. За стойкой стоял бармен, выглядевший вполне реально, наверное, потому, что у него был мокрый передник.
Римо сел за столик и стал наблюдать. Возле камеры стоял режиссер и выслушивал сетования Джерати.
— Когда же мы, в конце концов, закончим? — спрашивал Джерати.
— Сразу, как только вы правильно произнесете текст.
— Если я еще хоть раз глотну эту дрянь, меня вырвет.
— Не надо пить. Только прикоснитесь губами. А теперь, давайте попробуем еще разок.
Режиссер кивнул оператору, и Джерати повернулся к бармену.
Стоявшие рядом с ним двое, громко заговорили. На музыкальном автомате заиграла пластинка. Джерати начал говорить бармену о том, какие хорошие люди мусульмане-шииты и как спокойно было бы жить в этом мире, если бы он находился в руках этих добрых и чутких людей.
Режиссер подождал, когда звукооператор повернется и кивнет ему головой, давая понять, что запись звука установлена на нужном уровне, и скомандовал:
— Приготовились!
Римо видел, как Джерати ссутулился от напряжения. Затем он повернулся к режиссеру и пожаловался:
— Костюм жмет. И зачем только понадобилось на меня его надевать?
— Потому что он создает необходимый образ человека из толпы.
— Черта с два! Другие вон ходят в костюмах от Пьера Кардена. А я чем хуже?
— Те, кто ходят в костюмах от Кардена, не пьют пиво «Банко», — парировал режиссер.
— Да его вообще никто не пьет, — сказал Джерати.
— Ну, ладно. Давайте заканчивать съемку и убираться отсюда.