На Линии Ориона
Шрифт:
– Призраки трудятся над законами физики, - сказал Паэль.
Я глянул на Джеру - та пожала плечами.
Паэль попытался объяснить. Речь шла о квагме.
Квагма - это состояние материи сразу после Большого Взрыва. Когда температура становится достаточно высокой, материя сплавляется в плазму кварков - квагму. При таких температурах четыре фундаментальных типа физических взаимодействий объединяются в один. Когда квагма с уменьшением плотности остывает, связующее супервзаимодействие распадается на четыре, которые мы знаем.
Как
Словом, управляя распадом, вы можете сами выбирать соотношение между этими силами. А это соотношение определяет основные физические константы.
Что-то в этом роде. Паэль говорил:
– Эти их чудесные отражающие оболочки - хороший пример. Каждый призрак окружен тонким слоем пространства, в котором фундаментальная величина, именуемая постоянной Планка, значительно уменьшена. Ну, и все квантовые эффекты рушатся… Поскольку энергия фотона - световой частицы - пропорциональна постоянной Планка, то фотон, соприкасаясь с этой оболочкой, должен сбрасывать большую часть энергии - отсюда и отражающая способность.
– Достаточно, - сказала Джеру.
– Так чем они здесь занимаются?
Паэль вздохнул:
– Звезда-крепость, по-видимому, окружена незамкнутой оболочкой квагмы и экзотической материи. Мы предполагаем, что призраки надувают вокруг каждой звезды пузырь пространства-времени, в котором законы физики… искажены.
– И поэтому наше снаряжение не действует.
– Надо полагать, - с холодной иронией согласился Паэль.
– А чего им нужно? Зачем призраки все это делают?
– спросил я.
Паэль пристально взглянул на меня:
– Тебя обучили их убивать, а это не объяснили? Джеру только глазами сверкнула. Паэль продолжал:
– Призраки развивались не в процессе конкурентной эволюционной борьбы. Они - симбионты: когда их мир стал остывать, разные формы жизни объединились в борьбе за существование. И, по-видимому, они видят смысл существования не в экспансии и завоевании новых территорий, как мы, а в том, чтобы досконально разобраться в устройстве Вселенной. Что мы здесь делаем? Видишь ли, юнга, диапазон условий, в которых может существовать жизнь, очень узок. Мы считаем, что призраки в поисках ответа на свой вопрос слишком рискуют - фокусничают с законами, от которых зависит наше существование.
– Враг, способный использовать законы физики в качестве оружия, - сильный враг. Но рано или поздно мы превзойдем призраков и выживем их отсюда, - добавила Джеру.
Паэль лениво протянул:
– Ну да, эволюционное предназначение человечества. Как это грустно. Однако мы тысячу лет прожили с призранами в мире согласно Раульскому Договору. Мы настолько разные, наши цели настолько несхожи - у нас не больше причин для столкновения, чем у двух видов птиц в одном саду.
Я никогда
– Вернемся к практике. Как действуют эти крепости?
– Паэль не отвечал, и она рявкнула: - Академик, вы уже час находитесь за крепостным кордоном и не сделали ни одного нового наблюдения!
– Чего вы от меня ждете?
– поинтересовался Паэль ядовитым тоном.
– Что заметил ты, юнга?
– обратилась ко мне Джеру.
– Наши инструменты и оружие не действуют, - доложил я четко.
– «Ярко» взорвался. Я сломал руку.
– А Тилл сломал шею, - дополнила Джеру и пошевелила пальцами в перчатке.
– Делаем вывод: наши кости стали более хрупкими. Что еще?
Я пожал плечами.
– Мне становится жарковато, - признался Паэль.
– Эти изменения в организме могут оказаться существенными?
– спросила Джеру.
– Не вижу связи.
– Так найдите ее.
– У меня нет приборов.
Джеру свалила ему на колени запасной набор - оружие, маяки.
– У вас есть глаза, руки и интеллект. Импровизируйте.
– Она обернулась ко мне.
– А мы с тобой, юнга, займемся сбором информации. Нам еще нужно придумать, как выбраться отсюда.
Я с сомнением покосился на Паэля:
– А здесь кто останется? Джеру кивнула:
– Понимаю, но нас всего трое.
– Она крепко сжала плечо Паэля.
– Не зевайте здесь, академик. Мы вернемся той же дорогой, какой уходим. Чтобы вы знали, что это мы. Ясно?
Паэль, не глядя, стряхнул ее руку с плеча. Он рассматривал лежащие у него на коленях штуковины.
Я очень сомневался, что он заметит, даже если вокруг соберется целый полк призраков. Но Джеру была права: ничего другого нам не оставалось.
Она ощупала мою руку, всмотрелась в лицо:
– Ты как?
– Со мной все в порядке, сэр.
– Ты везунчик. Хорошая война бывает раз в жизни. Ты на свою успел, юнга.
Это походило на митинг-накачку, так что я отозвался в том же духе:
– Можно мне взять ваш паек, сэр? Вам он скоро будет ни к чему.
– Я изобразил, будто копаю могилу.
Она в ответ свирепо ощерилась:
– Еще бы. А когда дойдет до тебя, не забудь вспороть скафандр и вытряхнуть дерьмо, прежде чем я сдеру его с твоего окоченелого трупа…
Голос Паэля дрогнул:
– Вы в самом деле чудовища.
Мы с Джеру переглянулись, но промолчали, чтобы не расстраивать нашего земного червя еще больше. Я сжал боевой нож, и мы скользнули во тьму.
Мы надеялись отыскать что-нибудь вроде мостика. Даже если бы нам это удалось, я понятия не имел, что бы мы тогда стали делать. Но, во всяком случае, надо было попытаться.
Мы пробирались сквозь чащу канатов, таких прочных, что клинок их не брал. Правда, они были довольно гибкими: если застрянешь, можно отогнуть, хотя мы старались этого не делать - опасались поднять тревогу.