На литературных тропах
Шрифт:
Наблюдая за полетом, за блеском птичьих крыльев с белым подбоем, за вытянутой вперед головкой с острым, как шило, клювом, за тем, как чайки чертили воздух и с гортанным клекотом летели все дальше и дальше от нас, Фадеев вдруг взволнованно сказал, слегка растягивая слова:
— «Черной молнии подобный…» Как это здорово сказано!
— На то он Горький! — проговорил Иван Петрович.
— Могучий писатель и человечище, — подхватил Александр Александрович.
Потом Фадеев и Малютин опять вспомнили свои былые встречи и общих знакомых по Ярославлю.
…Мы выехали в город. Александр Александрович очень волновался перед выступлением.
— Неужели не привыкли к публичным выступлениям?
Он улыбнулся.
— И не привыкну, а особенно к таким, как сегодняшнее, первое…
Александр Александрович был удивлен, что в небольшое помещение отделения писателей, где должны были собраться лишь писатели, пришли и те, кто просто хотел послушать и посмотреть на Фадеева.
— Я хотел профессионального разговора с вами, — заметил он, — а тут много любопытствующих…
Фадеев был чуточку недоволен, но недовольство это постепенно исчезло, как только он начал читать — спокойно и уверенно, выразительно и отчетливо.
В тембре его голоса было столько богатых оттенков, что не только фраза, но каждое фадеевское слово становилось почти зримым.
В этот раз Александр Александрович прочитал главу «Домашняя хозяйка», которую затем опубликовала газета «Челябинский рабочий», а позднее журнал «Огонек». Главу прослушали с большим вниманием и волнением. Впечатление от прочитанного осталось самое пестрое. Одни высказывали мнение, что глава перегружена мельчайшими деталями, задерживающими внутреннее движение произведения. Говорили:
— Выписано все с фотографической точностью, а нужна ли она?
Другие, наоборот, считали:
— В этом и состоит талант художника: словом нарисовать образ так, чтобы он был виден как живой…
Прочитанная глава не оставила слушателей равнодушными. И мы радовались за Фадеева.
Любопытно отметить одну деталь: очень многие интересовались, почему роману дано такое невыразительное название, Фадеев улыбнулся и ответил:
— Удачное название произведения — понятие условное. Был бы хорош роман, а читатель разберется, полюбит, признает и даже найдет название оригинальным, — и вдруг спросил всех: — Разве выразительнее названия «Разгром», «Молодая гвардия»? А «Сталь и шлак»? Или «Углекопы» Золя, «Война и мир» Толстого? Мне кажется, что «Черная металлургия» очень выразительное название, если хотите, обобщающее. Это — основа основ нашего хозяйства, как говорят экономисты. А сам процесс? Разве он не таит в себе глубочайшего смысла? Важно, как название книги выражает содержание и глубину самого произведения, его художественные достоинства и значение…
После встречи с читателями в кругу друзей Александр Александрович еще раз возвратился к названию и сказал, что оно выражает идею его романа. Посмотрев на нас чистыми, по-детски доверчивыми глазами, располагающими к себе непотухающей искоркой задора, он сказал:
— Главная мысль романа, понимаете, это мысль о коммунистическом перевоспитании людей. Подобно тому, как черная металлургия вбирает в себя уголь, руду, известняк и все это переплавляет в металл, из которого можно сделать все — вплоть до микроскопа… Переделка человека — это тоже поистине черная металлургия! — горячо закончил он.
…Из редакции прислали оттиски полосы с первым отрывком главы «Домашняя хозяйка». Фадеев прочитал, подписал полосу и задумчиво сказал:
— Суждено главе появиться на свет раньше здесь, чем в Москве. Тут она писалась,
В газете же «Челябинский рабочий» впервые в печати появились и новые главы «Молодой гвардии», написанные Фадеевым после критики его романа {162} .
Перед этим Александр Александрович встретился с журналистами и писателями в редакции «Челябинский рабочий». Он рассказал им, как работал над романом «Молодая гвардия» и перерабатывал его после критики. С писателем договорились, что он даст новые главы для публикации их в газете.
162
Газ. «Челябинский рабочий» от 9, 13 и 16 сентября, а затем 4, 6, 10, 11, 13, 17, 20 и 21 октября 1951 г.
8 сентября 1951 года сотрудник редакции принес А. Фадееву газетную полосу с первым отрывком новой главы, в которой рассказывалось о том, как Иван Федорович Проценко начал организовывать подпольную работу в тылу у немцев после ухода из Ворошиловграда в Беловодский район. Редакция написала небольшую аннотацию. Александр Александрович прочитал ее и заметил:
— Надо проще, — взял ручку и написал на листе:
«Сегодня мы начинаем печатание некоторых глав романа «Молодая гвардия», заново написанных А. А. Фадеевым. Главы публикуются впервые».
В начале октября писатель дал для опубликования в газете еще несколько глав.
…Однажды мы долго засиделись за чашкой чая, слушая увлекательные рассказы Александра Александровича о заграничных поездках, о личных встречах и беседах его с руководителями партии и правительства, о необходимости хорошо знать литературное наследие, чтобы в совершенстве владеть методом социалистического реализма, развивать его дальше.
Фадеев прекрасно рассказывал. О чем бы он ни говорил, хотелось без конца слушать его. Он рассказывал умно и давал настолько яркую характеристику человеку, о котором говорил, что тот виделся как живой. Иногда рассказ свой Александр Александрович дополнял выразительной мимикой и жестами, решительными и броскими.
Он многое помнил и знал. Выручали Фадеева богатый житейский опыт, изумительная память на людей и события. Меня поражало его умение видеть в малом — великое, в обыденном замечать героическое, в простом и ясном — философскую глубину, а своим высказываниям придавать строгую последовательность, страстность и убежденность борца. Фадеев всегда казался собранным, волевым и дисциплинированным даже в минуты сомнений. Он умел верить людям, с которыми встречался и дружил.
Фадеев с наслаждением говорил о Лескове и Чехове, о Горьком и Андрееве и других писателях. Мельком я упомянул об отзыве забытого писателя Эртеля о Радищеве. Александр Александрович насторожился, задумался, что-то вспоминая.
— А читали его «Гардениных»?
— Нет, — признался я.
Александр Александрович укоризненно покачал головой.
— А зря, прочтите. Прекрасная книга! А язык? Писателя надо бы отнести к классическим. Эта его книга посильнее, чем у Мамина-Сибиряка. Да, пожалуй, такой книги нет и у Золя…
Фадеев невольно свел разговор к творчеству местных писателей и, к нашему удивлению, показал, что прекрасно знаком с ними, читал и хорошо помнит отдельные места из книг, понравившихся ему.