На лоне природы

Лейкин Николай Александрович

— Урядникъ, ваша милость, въ восьми верстахъ. Плюньте… Онъ отстанетъ — уговаривалъ сдока мужикъ съ подбитымъ глазомъ.

Краснорожій мужикъ ввернулъ въ заключеніи еще ругательное словечко и, удержавъ свою лошадь, сталъ ее поворачивать назадъ.

— Ну, разбойники здсь у васъ! Да вдь вы просто разбойники! произнесъ мужъ, багровя отъ злобы.

— Не разбойники, сударь, а просто онъ пьянъ. Пьянъ со вчерашняго. Вчера у нихъ въ деревн кабакъ новому арендателю сдавали, такъ кабатчикъ поилъ даровымъ

виномъ, отвчалъ мужикъ съ подбитымъ глазомъ.

Лошаденка, шлепая по грязи, тащила телжку.

II

Прохали съ полверсты и въхали въ маленькую деревушку въ пять-шесть дворовъ. Дорога сдлалась еще грязне. Колеса телжки вязли въ грязи по ступицу. Въ грязи валялись жерди, втви ельника, набросанныя для укрпленія дороги, но еще больше длавшія ее убійственною. Сдоки — мужъ и жена подпрыгивали въ телжк, качались изъ стороны въ сторону.

— Держись крпче, а то вылетишь, сказалъ мужъ жен.

— Да и то держусь, но боюсь, прикушу языкъ при тряск, отвчала та.

— Стисни зубы — вотъ и не прикусишь. Послушай, землякъ, тутъ всегда такая дорога? обратился мужъ къ везшему ихъ мужику.

— Н… Только по весн, да разв въ сильные дожди. А лтомъ, какъ подсохнетъ, такъ что твое шоссе… Тутъ глина. Пока она размокши — ну, и того… а подсохнетъ, такъ что твой камень.

— Ежели и лтомъ здсь такая дорога, то Богъ съ ней и съ дачей въ здшней мстности, проговорила жена, то держась руками за бортъ телжки, то поправляя съхавшую на затылокъ шляпку отъ тряски.

— Н… Будьте безъ сумннія насчетъ лта. Ухабы — это точно, ухабы есть, а только сухо, чудесно, успокоивалъ мужикъ.

Хотя деревушка была всего изъ пяти-шести дворовъ, но у крайней избы, выстроенной нсколько отдльно отъ другихъ избъ, надъ воротами было какое-то подобіе полинявшей вывски и стоялъ большой шестъ, а на немъ была вздта бутылка.

— Ваше благородіе, вотъ здсь выпить можно. Прикажете остановиться? сказалъ мужикъ.

— Нтъ, нтъ… Съ какой стати выпивать! отвчалъ мужъ.

— Тутъ и пиво хорошее есть. Ваша барынька тоже съ нами бы выпила.

— Ничего не надо. Ни водки, ни пива не надо.

— Да вы сами-то не пейте, а мн поднесите.

— И теб не надо. Отъ тебя и такъ, какъ изъ кабака разитъ.

— Какъ же это возможно, чтобъ извозчику-то не надо! Это ужъ такое положеніе.

— Позжай, позжай. А то выпьешь, да еще вывалишь насъ.

— Помилуйте, сударь, съ какой стати вываливать? Мы веселе подемъ. Такъ остановиться?

— Теб сказано, что не надо.

— Экій вы, баринъ, строгій какой! Вотъ мы охотниковъ когда возимъ, тогда т не такіе. У тхъ ужъ заведено: гд выпить можно — стой!

— То охотники, а мы демъ дачу нанимать.

— Да вдь извозчику-то все

единственно. У извозчика что съ охотникомъ — все равно нутро свербитъ. А я, ваша милость, со вчерашняго похмелья. Дозвольте вернуться и выпить за ваше здоровье для перваго знакомства. Вдь лтомъ-то съ нами будете же здить, ежели дачу снимете, такъ надо же насъ подсдобить. И извозчикъ человкъ нужный.

Мужъ молчалъ. Жена пожала плечами и пробормотала:

— Это ужасъ, какіе пьяницы!

— Дозвольте вернуться и выпить на пятачокъ за ваше здоровье, ваше благородіе, продолжалъ приставать мужикъ.

— Теб сказано, что не надо здсь останавливаться, — ну, и пошелъ! раздраженно крикнулъ мужъ.

— Да вдь ближе какъ въ Капустин выпить будетъ негд — вотъ я къ чему. Къ тому же и водка здсь настоящая, а въ Капустин какая водка!.. Вода…

— Намъ и въ Капустин не надо.

— Гм… Какъ же это такъ… Такъ какой же вы сдокъ? Зачмъ же я васъ повезъ, коли вы и въ Капустин не поднесете? Мы сдоковъ любимъ ласковыхъ. Съ ласковыми сдоками мы и сами ласковы.

— Не разговаривай, не разговаривай!

— Да что «не разговаривай», недовольнымъ тономъ произнесъ мужикъ. — Зналъ бы я, что вы такой неуважительный человкъ, то и не повезъ бы васъ за полтора рубля. Помилуйте… По такой дорог, да за полтора рубля безъ уваженія! Мы по хорошей дорог за полтора-то рубля возимъ, лтомъ возимъ.

Мужикъ совсмъ опустилъ возжи. Лошаденка пошла шагомъ.

— Ты подешь настоящимъ манеромъ, или не подешь? крикнулъ на него сдокъ. — Вдь этакъ будемъ хать, такъ ни дачи посмотрть, ни къ обратному позду не поспть.

— Да не охота хать… еще съ большимъ недовольнымъ тономъ пробормоталъ мужикъ. — Изъ-за чего тутъ стараться! Ну васъ совсмъ.

— Послушай! Ты не шути со мной, а то вдь я…

Сдокъ сжалъ кулаки.

— А вотъ захочу и буду шутить… Что ты со мной сдлаешь? Не поду меньше какъ за два рубля въ Капустино и обратно, — ну, и шабашъ. Не хочешь дать двухъ рублей — слзай среди грязи и при пшкомъ.

— Вотъ свинья-то!

— Ну, да, свинья. Съ ласковыми господами мы сами ласковы, а которые ежели сквалыжники, то что намъ ихъ жалть!

— Ты даже взялъ въ задатокъ двугривенный, а потому обязанъ везти за полтора рубля, горячился сдокъ.

— О! Гд это писано? Гд такой законъ? Двугривенный я взялъ, такъ на двугривенный и довезъ. Не повезу вотъ дальше. Выходите изъ телжки.

Положеніе было критическое. Грязь была непролазная. По такой грязи можно было только въ охотничьихъ болотныхъ сапогахъ ходить. Вернуться въ оставленную сзади деревню — тоже нужно было итти съ четверть версты. Мужикъ бросилъ возжи и лошадь остановилась на дорог среди пустыря. Мужъ и жена заговорили по-французски.