На маленьком кусочке Вселенной
Шрифт:
Когда сватался дядя Митя за Сану, красоту ее в приданое брал. В две минуты собрал он свой старый чемодан, поблагодарил бабку Зину за хлеб, за соль и отправился начинать семейную жизнь…
А жизни не получилось.
Теперь он шел по дощатым мосткам в обратном направлении, к бабке Зине, и устало, беззлобно ругался про себя: «Ксанку там бросил…»
Дядя Митя сгорбился вдруг и, совсем как дряхлый старик, зашаркал ногами.
Выпрямился, перехватил из руки в руку чемодан, поправил фуражку, чтобы козырек прикрывал одну только правую бровь, и зашагал своей
«Вот так, – сказал он сам себе. – Рано еще сдаваться. А ты, Ксан, ты погоди. У меня ведь, кроме тебя, никого нету…»
И у дяди Мити защипало в глазах.
Валерка сидел на крыльце, читал. Немножко близорукий, положив книгу на высоко поднятые колени и почти уткнувшись носом в страницу, он выглядел еще меньше – каким-нибудь первоклассником.
По крыльцу рядом с ним, громко пища, шныряли цыплята и один за другим пытались выклевать родинку на босой Валеркиной ноге. Валерка был весь в родинках. Говорят, это к счастью. Кто его знает…
С появлением Димки цыплята разбежались. Но, мало-помалу сужая круг, опять осмелели.
– А я за травой ходил для кроликов, – показывая на загородку возле сарая, объяснил Валерка.
Димка сказал ему, что был в лесу. Договорились на будущее заняться рыбалкой: Димка ни разу еще не держал в руках удочки. Там, где он жил раньше, искусственный ставок для купания всегда кишмя кишел от пацанов, и лягушки были единственной живностью, что еще водилась в этой луже.
Обсудив планы на будущее, помолчали. Солнце уже клонилось к вечеру, но было по-прежнему знойно и тихо. Даже собаки не лаяли. А наседка зарылась в пыль у крыльца и, время от времени поднимая голову, чуть слышно всквохтывала, чтобы не задремать.
– Я ведь тоже собирался в лес, – сказал Валерка.
Димка спросил, будто не расслышав его:
– Ты девчонку, что перед нами сидит, с косой такая, знаешь?..
– Перед нами… – Валерка помедлил. – Ксану?
– Ну да, – небрежно ответил Димка.
– А ты откуда ее знаешь?
– Да вот… встретил в лесу. – Димка кивнул на букет у руля.
– Знаю, – сказал Валерка. – Она у меня книги берет… – И неожиданно спросил: – Понравилась тебе?
– Ну, как это… – Димка растерялся.
– Она тебе понравится! – тряхнув большой головой, с непонятной убежденностью заявил Валерка. – Вот увидишь…
А Димка почему-то вспомнил о своей прическе – что волосы его всегда копной на голове. Стал обеими руками приводить их в порядок.
– Она часто в лес ходит… – задумчиво проговорил Валерка.
Взмахнув рукой, он отогнал от своих ног цыпленка и, меняя тему разговора, сказал:
– Ты знаешь, раньше мне книги Надежда Филипповна давала, она и объясняла, что непонятно. А теперь мне свои шофер дядя Василий из города привозит. Он малограмотный: станет возле прилавка и глядит, что люди покупают. – Валерка засмеялся. – Привезет – и растолковывает мне: вот эта самая хорошая, ее пять человек купили, эту – трое, а вот эту, говорит, я сам взял – уж больно фамилия мудреная.
Они
А Валерка остался на крыльце. В книгу он не глядел, смотрел, как пологой тропинкой мимо дамбы въезжает на гору Димка, и увидел вдруг, что идет Ксана.
Поздоровалась и, опершись подбородком о кулаки, села рядом с Валеркой.
– Почитать что-нибудь? – спросил Валерка.
Она кивнула:
– Если есть…
– На. – Валерка захлопнул книгу, что лежала у него на коленях. – Про геологов. Вынести еще что-нибудь?
– Нет, хватит.
– Как хочешь, – сказал Валерка.
Ксана глядела прямо перед собой.
– А от нас дядя Митя сегодня ушел…
– Поругались?
Ксана кивнула.
– Может, помирятся, – успокаивающе сказал Валерка.
– Нет… Сколько уж…
Помолчали.
– А ко мне Димка, новый наш, приезжал, – после паузы сказал Валерка.
– Я видела его.
– Он говорил.
– Что говорил? – спросила Ксана.
– Что видел.
Ксана кивнула. И они опять помолчали, глядя вверх, на поселок Шахты, куда уехал Димка.
– Ты в парк сегодня пойдешь? – спросил Валерка.
– Я боюсь теперь через посадки… Шахтинские пугают.
– А я провожу тебя! Мы с Димкой вместе проводим, – поправился Валерка.
Ксана подумала.
– Если отпустят… И если Ритка пойдет, чтоб не одной. – Потом спросила: – А он что, тоже собирался?
– Я позову его, – сказал Валерка. – Я знаю, где он живет.
– Да это я так… – сказала Ксана. – Если отпустят, пойду.
Ночь над Маслозаводским прудом опускается быстро.
Только что село солнце, наполненные будничными звуками, струились между стволами деревьев сумерки. Вдруг как-то сразу явилась тишина, и замерло движение…
Как сказочные изваяния, цепенеют над водой сосны. Черные кроны их таинственны. Ни звука в пустынных аллеях. Мягкая хвоя скрадывает шаги, и напряженная, зыбкая темь впереди…
Можно ступить на поверхность пруда и шагать из конца в конец. Потому что вода его стала твердой и лежит черным зеркалом у твоих ног…
Выйдет круглая из-за невидимых туч луна, чтобы глянуться в это черное зеркало, не зная будто, что ночь от этого сразу же становится прозрачной: только самые глухие аллеи цепко удерживают темноту, а над прудом – загадочное сияние. И неожиданно – голубая дорожка от самого берега…
Матери Ксана не сказала, что идет на танцы, сказала: «Дойду с Риткой до парка…»
Ритка была на полголовы ниже Ксаны и, белокурая, с большущими синими глазами, с ямочками на щеках, казалась похожей на куклу. Бойкая и веселая, Ритка никак не хотела мириться со своей кукольной внешностью. Лишь по собственному Риткиному желанию глаза ее делались большими, круглыми и беззащитными (когда ее вызывали к доске, например), в остальное время они полыхали озорством, и всякий раз, когда от неудержимой улыбки начинали вздрагивать ямочки на Риткиных щеках, можно было не сомневаться – через минуту она обязательно что-нибудь выкинет.