На Муромской дороге
Шрифт:
– Действительно, ядрёна вошь, – почесал затылок Хулио-Игнасио. – Не совпадаем в цифрах.
– Что вы мне голову морочите, – махнула рукой Марианна. – Десять лет назад украли его у меня на Киевском вокзале.
Марианна до того расстроилась от нечуткости Хулио-Игнасио, что ушла в соседнюю комнату, искать фотографию пропавшего Хуанито.
– Тут такое дело, – доверительно наклонился к Балабанову Хулио-Игнасио. – Этого ребёнка, этого нашего Хуанито, Марианночка то ли на вокзале забыла, то ли вообще забыла родить. Память-то у неё девичья. И, вишь, никак вспомнить не может. То она от негра Хуанито родила, то от испанца, а то и вовсе от какого-то португальца. А мы с Аликом
Очумевший от разговора с явными психами Балабанов уже начал косить глазами на двери, дабы смыться по-английски, не прощаясь с хозяйкой. Однако в этот момент Марианна как раз и вернулась, без фотографии младенца правда, но с просветлённым лицом.
– Чуть не забыла, – сказала она гостям. – Через минуту начинается сериал «Дикая раза тропических джунглей». Вы, мистер Коломбо, смотрите сериалы?
– А как же, – не стал спорить с психопаткой Балабанов. – И не только смотрю, но и сам участвую.
Вообще-то Балабанов соврал, телевидение у них в таёжном районе отменили по причине идущих в стране реформ ещё лет десять назад, да так и не успели восстановить. Поэтому на экран сибиряк смотрел с большим интересом. Диких роз было целых две, хотя, не исключено, что роза была одна, но страдающая шизофренией. Во всяком случае, Балабанов к однозначному выводу на её счёт так и не пришёл, видимо не хватило аналитического дара. Дикая роза не только искала своих пропавших близнецов, но и без конца отвлекалась на торговлю прокладками с крылышками и без, да ещё и жевала какой-то «Дирол» с ксилитом. А потом на экран вылез неопознанный Балабановым Хулио с наглым заявлением, что надо-де чаще встречаться. С кем собирался встречаться этот до сих пор не появлявшийся на экране субъект, Балабанов так и не понял. Но новый Хулио ему почему-то не понравился. И хотя пил он всего лить пиво в компании двух бомжей, капитан по опыту знал, что пивом дело не ограничится, и упьются часто встречающиеся водкой до посинения. А дикой розе Балабанов настоятельно рекомендовал бы держаться подальше от этого Хулио и жевать «Дирол» во избежание кариозных монстров.
Кино закончилось на самом интересном месте, в джунгли приехала Ася с белоснежным постельным бельём и загадочным порошком от москитов. Балабанов гнуса не любил и сейчас сожалел о том, что не запомнил названия чудодейственного средства.
– А чем дело закончилось? – спросил капитан у Хулио-Альберто. – Нашла она своих детей или не нашла?
– Ребёнок был один, – поправил его Хулио-Игнасио. – Хуанито. – Да где же один, – возмутился Балабанов. – Целая банда. Я же помню, как они пили «Несквик». А один вполне подросший охламон всё повторял «мы любим бывать у Нади». – У какой Нади? – удивился Хулио-Игнасио. – Не было там Нади!
Спорить со старым свихнувшимся Хулио Балабанов не стал. Хотя будь на месте психованного деда нормальный мужик, капитан в два счёта бы ему доказал, что Надя то ли племянница дикой розы, то ли двоюродная сестра. А пропавший Хуанито, это, скорее всего, её ребёнок от мужика с пивом, который пить пьёт, а алименты не платит. Это их там, в джунглях, счастье, что не Балабанов у них участковый. Уж он бы навёл порядок. Все эти нечесаные Хулио ходили бы у него под ноль стриженными, и дети бы не терялись, а пили «Несквик» с молоком, зажёвывая его ксилитом.
Балабанов лежал на застеленной белой,
Притормозив на этой мысли, Балабанов вдруг пришёл к выводу, что и у нас далеко не всё в порядке. Взять хотя бы Марианну, не ту, что в джунглях, а ту, что за стеной. Как же это она при таком обилии Хулио в столице, так и не обзавелась Хуанито? Правда, народишко эти Хулио, надо честно признать, ненадежный. Иное дело сам Балабанов…
Последняя мысль была особенно интересной, но зацикливаться на ней капитан не стал, памятуя о том, что пришёл в эту квартиру не на свиданку, а исключительно по служебной надобности. И вообще: если каждой столичной Марианне дарить по Хуанито, то ни сил не хватит, ни денег на алименты.
Подхватился Балабанов с первыми лучами солнца и, не тревожа спящей сладким сном Марианны, рванул к «Интернационалю», где его уже поджидал расстроенный Гонолупенко, нервно прохаживающийся перед главным входом. Балабанов окинул взглядом гигантское здание из стекла и бетона, мимоходом прикинув, что под крышей наверняка поместилось бы всё население его участка, да ещё и место бы осталось для скота. Балабанов городов не любил в принципе, а уж о таких мегаполисах, как Москва, и говорить нечего. Всю свою сознательную жизнь он провёл в местах отдалённых от шума, гама и городской суеты. Даже армию отбарабанил на задворках цивилизации. Ну разве что считанные годы, проведённые в училище, можно было зачесть в городской стаж. Но областной центр, это всё-таки не столица, не тот, прямо скажем, масштаб.
– Кинолог, собака, такой лай поднял по поводу пропавшей цепи, словно она его собственная, – пожаловался капитану сержант – Ну попадутся мне эти журналюги, я им пока у, как милиционера грабить.
– Золотая цепь, что ли? – посочувствовал Балабанов. – Да кабы золотая, а то Джульбарсова, – махнул рукой Гонолупенко, – Этот сукин сын никому проходу не даёт, рычит, верните цепь и точка.
– Кто рычит? – не понял Балабанов. – Кинолог? – Джульбарс! – рассердился Гонолупенко. – Ты что сегодня, капитан, как пришибленный?
– Тебя бы на моё место, – вздохнул Балабанов. – Небось, про Джульбарса и не вспомнил бы.
– Я же говорил – ведьма, – просиял лицом Гонолупенко. – Да какая там ведьма, – огорченно сплюнул Балабанов. – А эти два её Хулио, что Игнасио, что Альберто, полные психи. Я им говорю, Надя двоюродная сестра дикой розы, а они мне – какая Надя?
– Какая Надя? – растерянно повторил Гонолупенко.
Ответить Балабанов не успел, поскольку к дверям «'Интернационаля» подкатил белым лебедем «Мерседес», и из него выпорхнули два сизых голубя – Портсигаров и Коля.
– Ну, что же вы, – накинулся на них Балабанов. – Стингер места себе не находит с похмелья, всю посуду в отеле перебил. А вас всё нет и нет. – Фаринелли, кастрат чёртов, зажал лимузин, еле-еле отбились, – отозвался Портсигаров. – Как Стингер, значит, и говорил – «Мерседес» белый.
– Да, – почесал затылок Балабанов. – Но это не Стингерова машина. – Иди ты! – удивился Коля. – То-то кастрат так визжал, словно мы у него любимую собственность отнимали.
– Водка иес? – спросил внезапно Гонолупенко. – Водка есть, – подтвердил Портсигаров. – На опохмел хватит. – Тогда чего мы ждём? – удивился Коля. – Садитесь в машину и поехали. – А Фаринелли? – вспомнил сердобольный Балабанов. – Это же его «Мерседес». – Перетопчется, – махнул руной Портсигаров. – Не велика птица.