На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

Сокол Аня

Откликнуться ей не пожелали.

– Нет, – закричал Марик и даже привстал, Веник положил ему руку на плечо, – могу на камнях поклясться, мы ничего не знали. Он был со мной, мы хотели поглазеть на посвящение, но Тим увидел вас, – он посмотрел на меня, – и взбесился, твердил, что убьет, я испугался, когда потерял его в толпе.

– Тогда, возможно… – начала хранительница.

– Нет! – снова крикнул парень. – Сами подумайте, от голой пяди до трех сосен минут двадцать быстрого бега. Он бы не успел ни вынырнуть, ни вернуться обратно. Да и где бы он зверочеловека

достал? Он хотел убить. Ее. Сам. Не Видящего, он его даже не знает. Ну почему вы не ушли сразу? Я как увидел вас в столовой…

– Низшие, – прохрипела пришедшая в себя явидь, – малой, ты вроде не дурак, почему сразу не сказал? Глядишь, у твоего папаши было бы сейчас одним глазом больше. – Она махнула лапой.

– Я дал Тиму слово. – Голос сорвался на фальцет.

– Похвально, – Пашка встала, – надеюсь, ты не пожалеешь об этом ни через день, ни через год.

– «От голой пяди до трех сосен»? – повторила я задумчиво.

Хранительница вздохнула, а парень сжался.

– Это выход, – пояснил мне падальщик, – самостоятельный, всеми забытый выход для детей. Заблудиться в трех соснах, да не в любых, а строго определенных, и найтись уже в нашем мире. Даже сейчас, уверен, эта лазейка открыта. Их пожарная лестница на случай беды. Я прав?

Хранительница не ответила, а, прищурившись, спросила:

– Кто еще знает о выходе?

– Я хотел домой! – очнулся Тимур. – Вернулся, а они умерли. Я убежал. Далеко. Бежал, пока не оказался здесь. Опять, – его плечи мелко затряслись, он засмеялся, – я ходил домой, а Марк ходил на свидание! С девчонкой! Настоящей! Ха-ха!

У сына Веника покраснели уши и шея.

– Марик? – спросил гробокопатель.

– Я только Таисе показал. Мы на озеро бегали купаться. Один раз. Это было не свидание! – Он обхватил голову руками, так долго сдерживаемые слезы покатились по щекам.

Из дома целителей нас выгнали быстро, на полном серьезе предложив всем желающим подорожник либо в виде повязки, либо в виде настойки. Седовласый целитель огорченно поцокал языком над пустой глазницей Веника и расщедрился на повязку. В Марика влили стопку коньяка и отправили учить уроки. Дети всех стран пустили бы слезы от зависти. Пашка от помощи отказалась сама, замыла водой длинное вязаное платье, радующее теперь всех встречных мужчин дизайнерской дырой на груди.

Исключение сделали для Тимура, напоив какой-то гадостью и уложив на койку рядом с Варлаамом Видящим. Последний выглядел плохо.

– Он демон? – удивилась я. – Такие раны должен на раз-два сращивать.

– Должен. – Согласился целитель, смешивая в ступке порошки. – На когтях лишенного был яд. Его он тоже должен выводить, но… – мужчина развел руками, – отрава не дает тканям восстанавливаться, а поврежденные ткани не могут нейтрализовать яд. С чем-то одним он бы справился. Противоядия нет, в лаборатории копаются, но пока результатов нет.

– Он умрет?

– Раньше я бы сказал, что нет. Убить демона ядом – это как подавиться костью, глупо и нереально. Но

теперь и не знаю. – Целитель задумчиво посмотрел на парня. – Он застыл в момент ранения. Физически ему ни лучше ни хуже, но с каждой минутой из него выходит жизненная сила.

– Значит, все-таки умрет? – Я покачала головой не в силах поверить.

– Нет. Не совсем. Если истощение приблизится к опасной границе, организм, спасая себя, закуклится. Люди называют это комой. Мы – вечным сном. Демон не умрет, это невозможно, но вернуть его к жизни без противоядия станет невозможно.

– Сколько у него времени?

– Если бы я был оптимистом, то сказал бы, до вечера протянет. – Мужчина подал мне чашку с болеутоляющим напитком. – Но я реалист, пара часов максимум, – целитель задумался, – пока, возможно, я бы попробовал универсальный регенерент, но земля детей закрыта.

– Что за регенерент? – Я принюхалась с горячему отвару и, зажмурившись, выпила одни махом.

– Кровь новорожденного, – ответил целитель, и зелье чуть не вышло обратно.

Больше я вопросов не задавала. Может, и неплохо, что Мила отгородила filii de terra, жизнь одному ребенку мы точно сохранили.

Кровь на правом плече падальщика давно засохла, мужчина без раздумий отправил олимпийку в мусорку, оставшись в спортивных штанах и черной майке-борцовке.

– Ты у меня в долгу, чешуйчатая, – многозначительно сказал сосед явиди, когда мы вышли из целительного дома. Та фыркнула.

Искать Таисию Мирную нам, к моему облегчению, запретила хранительница. Пусть сами выясняют, кому она доверила секрет, который при таких темпах скоро перестанет быть таковым.

Устроились мы в прямоугольной беседке, выкрашенной зеленой, в цвет листвы, краской, недалеко от линии полигонов. Здесь было гораздо меньше праздношатающихся учеников, пялившихся на повязку Веника, геройский вид которой портил больничный белый цвет бинтов.

Пустая глазница наверняка болела как черт знает что, даже несмотря на то что регенерация у нелюдей в разы превышает человеческую. Я на его повязку без дрожи смотреть не могла, а он вел себя так, будто ему палец дверью прищемили. О том, чтобы сесть на лавку рядом с явидью, чьи коготки прошлись по лицу, в моем мире не могло быть и речи, а в его – пожалуйста. Я не понимала. И завидовала.

– Что делать будем? – спросила змея, когда мы уселись.

– Ничего, – отрезал гробокопатель.

– Присоединяюсь, – одобрила я план соседа.

– Напоминаю, речь идет о ваших детях, – сдвинула брови Пашка.

– Понадобится, Марк к камням правды сходит. Он не виновен, и демону придется это проглотить, – ответил падальщик и добавил: – демонам.

Я дипломатично пожала плечами. О проверке на артефактах не могло быть и речи, но не говорить же об этом вслух.

– Н-да, – протянула девушка, – то, что мы заполучили кровника, тебя не волнует? – повернулась она ко мне. – Тимур сын той парочки, что отправил к низшим Константин?