На новой земле

Лахири Джумпа

По окончании школы Эмита приняли в Колумбийский университет. Больше из его класса туда никто не поступил, но однажды директор Борден остановил его во дворе и сказал, что Пэм тоже решила подать документы в университет Колумбия. «Пригляди там за ней, хорошо?» — попросил директор. Эмит обещал оказать Пэм всяческое содействие, но вышло так, что Пэм первая позвонила ему. Нью-Йорк был для нее такими же джунглями, как и для Эмита, но она немедленно взяла над ним шефство. Внезапно, потому что она так решила, они стали лучшими друзьями. Два раза в неделю они ходили вместе ужинать после занятий по истории религии: то в итальянский ресторан «Кафе Пертутти», где объедались спагетти с морепродуктами, их любимым блюдом, то в кафе «Ля Розита» выпить

кофе глясе с пирожными. А потом шли в библиотеку заниматься, читали Милтона и Маркса, сидя друг напротив друга в потертых кожаных креслах. Ему нравились в ней необычные привычки, которых он не замечал у других девушек: например, что она никогда не клала книги в рюкзак, а носила их прижатыми к груди. Или что она одевалась не по погоде, даже посреди зимы ходила в потертой замшевой куртке с бахромой, замотанная шарфом, в то время как другие студенты давно уже кутались в пуховики. А то, что две последние буквы ее имени были двумя начальными буквами его имени, казалось ему мистическим знаком, посланным свыше, означавшим, что они связаны друг с другом незримыми узами.

Поначалу Эмит надеялся, что она тоже немного влюблена в него, хоть немного, но вскоре понял, что ошибается: для Пэм он был всего лишь другом, хотя в ее жизни мужчины сменялись с достаточной регулярностью. Ей нравилось его общество, но она скорее смотрела на него как на брата — любящего, верного, готового прийти на помощь в любую минуту, но не смотрящего на нее как на объект вожделения. Такую роль она отвела Эмиту и в колледже. По ее просьбе он наводил справки о парнях, которые ей нравились, иногда даже знакомил их. В ответ она готова была оказывать ему те же услуги. Однажды, узнав, что он неровно дышит к девушке по имени Эллен Крэддок, Пэм специально подружилась с ней, чтобы иметь возможность как бы случайно пригласить их обоих к себе на чашку кофе.

Только один раз Эмит набрался достаточно смелости, чтобы наглядно выразить Пэм свое отношение. Это случилось на втором курсе. На очередной вечеринке он хорошенько напился, а потом, разгоряченный алкоголем, обнял Пэм, поцеловал ее в губы и положил руку ей на грудь, прямо на тонкий зеленый свитер, в который она была одета. Пэм не отстранилась, не обругала его и не рассмеялась — даже не удивилась, как будто знала, что рано или поздно это должно было случиться. Она спокойно ответила на его поцелуй, а потом, мягко усмехнувшись, сказала: «Ну, теперь ты знаешь, какая я на ощупь», — и в этот момент Эмит отчетливо осознал, что она никогда не станет его девушкой, что в этом смысле он ей не пара. Она немного побаловала его своим вниманием, ненадолго впустила в свою жизнь, как когда-то ее семья приглашала его на обед в День благодарения. Но потом двери перед ним вновь закрывались.

Несмотря на то что Пэм и сейчас жила в Нью-Йорке и продавала иностранные права в литературном агентстве, они редко встречались, чаще всего невзначай: на улице, или в подземке, или посреди толпы, снующей на Манхэттене. Впрочем, его адрес был в ее рассылке, и поэтому он регулярно получал от нее открытки на Рождество и Пасху и даже поздравления с днем рождения — Пэм была из тех людей, что помнят и чтят даты и события. Когда она узнала, что Эмит и Меган собираются пожениться, она послала им в подарок подсвечники от «Тиффани», а когда родились дочки — дорогие детские платьица и кашемировые одеяльца. Но сама она никогда не звонила и не писала и даже на свадьбу пригласила его не лично, а прислав по почте письмо. И так же, как много лет назад, Эмит был втайне взволнован и горд, что семейство Борден его помнит, и, так же как и много лет назад, бросил все дела, чтобы примчаться и исполнить его волю.

Гости толпились вокруг раскидистого дерева, под которым был устроен бар — составленные друг с другом столы, покрытые белыми скатертями. Официанты в смокингах предлагали коктейли. На лужайке рядами стояли складные парусиновые кресла, обращенные в сторону сверкающих

вдали гор обманчиво нежного молочно-голубого цвета. Солнце уже совершило свой небесный круг и начинало садиться на их вершины. Эмит вспомнил, что церемония окончания школы проходила в этом же месте, только тогда он выглядел иначе, моложе и стройнее, и волосы еще почти не были тронуты сединой. Кстати, именно Пэм в колледже запретила ему красить волосы, объяснив, что такая изумительно необычная деталь его наружности наверняка в будущем привлечет к нему массу женщин.

Седина в сочетании с красивым молодым лицом выглядит ужасно экзотично, сказала она, а все экзотичное привлекает, понял, глупыш? Он тогда не поверил ей, но она оказалась права: практически все его любовницы на каком-то этапе отношений признавались, что считали его седину неотразимо сексуальной.

— Встань с другой стороны, — прошептала Меган, когда они приблизились к толпе.

Он перешел на левую сторону и, взяв жену под руку зашагал с ней в ногу. Так, стоя бок о бок, они заняли очередь за напитками. На столах стоял обычный ассортимент разнокалиберных бутылок, а в двух огромных чашах был разлит пунш.

— С алкоголем или без? — спросил элегантный официант.

Они заказали два бокала алкогольного пунша и направились в сторону лужайки, потягивая крепкий, душистый напиток. Эмит всматривался в лица гостей, надеясь отыскать знакомых. Отцы гордо несли на плечах визжащих малышей, матери качали коляски, доставали соски, няни гонялись по полю за подросшими детьми. Должно быть, нянь наняли на один день, догадался Эмит, они были совсем юными, наверняка еще школьницами. Отцы показывали своим чадам пальцами на небо, горы и деревья, наглядно демонстрируя явления природы. Все лица казались совершенно незнакомыми, и Эмит вдруг ощутил ужасную тоску по дочкам.

— Ничего себе, сколько здесь детей, — эхом откликнулась на его мысли Меган.

— Девочкам бы понравилось. Вот бы они побегали!

— Ну да, но в таком случае нам бы здесь так не понравилось. Давай-ка выпьем на свободе.

— Давай.

Поскольку они стояли рядом, оба вытянули вперед бокалы и салютовали ими горам, не чокаясь, а потом, как по команде, поднесли бокалы к губам и выпили.

Так странно было открыто употреблять алкоголь в школе. В памяти Эмита пронеслись воспоминания о ночных пирушках, всю неделю они тайком, со всевозможными предосторожностями проносили бутылки и прятали их в спальнях, ужасно боясь, что их засекут, а потом выпивали в ночь с пятницы на субботу.

— Я чувствую себя ужасно старым, — сказал он Меган, а она в поддержку сжала его руку.

Тут Эмит увидел лицо, показавшееся ему знакомым. Мужчина улыбнулся, помахал рукой и зашагал в их направлении. Стильные очки в черепаховой оправе были новой деталью, но дружелюбные голубые глаза, волнистые каштановые волосы и ямочка на подбородке за восемнадцать лет не сильно изменились. Эмит вспомнил, что они вместе ходили на некоторые занятия, даже несколько раз делали в паре лабораторные работы по химии. Его отец и отец Пэм были друзьями детства, и он всегда обращался к директору «дядя Борден». Эмит вспомнил его фамилию, Шульц, но имя выскочило у него из головы.

— Саркар! — радостно завопил Шульц. — Эмит Саркар, ты ли это?

Эмит, улыбаясь, протянул руку, имя Шульца послушно всплыло в его памяти.

— Так приятно тебя видеть! Привет! Это моя жена Меган. Меган, познакомься, это Тим.

Улыбка исчезла с лица Шульца.

— Вообще-то меня зовут Тед.

— Тед? Ну да, конечно же Тед, прости меня, ради бога. Тед, познакомься с моей женой.

Эмит чувствовал себя полным идиотом, как будто вновь в первый раз очутился в Лэнгфорде и вновь должен был завоевывать популярность среди одноклассников. Мысленно он обругал себя: ну что ему стоило вообще не произносить имени, в конце концов, в ходе разговора оно само как-нибудь да прояснилось бы. Вот чертов внутренний голос!