На одной далёкой планете
Шрифт:
— Но разум? — воскликнул профессор, пораженный очевидной нелепостью рассуждений космического гостя. — Разум — разве это не общее? Разве может одно мыслящее существо съесть другое, обладающее такой же способностью?
«Актер» вдруг совершенно искренне рассмеялся.
— Ай-я-яй, Анатолий Николаевич! Забывчивость, непростительная для человека вашего возраста. Или это не вашему поколению пришлось воевать с существами, которым не откажешь в способности мыслить и которые, если и не ели себе подобных, то использовали их в качестве сырья для изготовления разных полезных предметов — мыла, дамских сумочек, удобрений? Мысль обоюдоострое оружие. Логика опровергается
— Как вы сказали? — перебил профессор. — «Человеческие племена»?..
— Да, я сказал: человеческие племена, — спокойно ответил «актер». — А что, вам больше нравятся драконы?
Профессор ничего не ответил.
— Каждый человек, как вы это знаете, повторяет в своем развитии всю биологическую эволюцию — от зародыша до высокоорганизованного, полностью сформировавшегося существа, в каковом виде он и появляется из материнской утробы. Далее, в течение одного—двух лет это существо приобретает сознание. Оно как бы рождается второй раз, становясь разумным. Оно и не подозревает (и в памяти его нет следов об этом процессе), что это КТО-ТО научил его сознавать себя. Этот КТО-ТО есть человечество, уже обладающее сознанием, в лице конкретных людей — родителей, окружающих, которые знакомят его с миром вещей и понятий. Без их помощи никакой личный опыт, никакое взаимное общение даже огромного коллектива детей, предоставленных самим себе, не сделает их разумными. Они так и останутся животными, лишенными разума. Маугли — всего лишь романтическая выдумка. Но если так, то возникает вопрос: как же само человечество приобрело сознание? Почему стихийный опыт человекообразной обезьяны, имевшей гораздо менее развитой мозг, чем современное человеческое дитя, получил определенное направление, сформировавшись постепенно в феномен сознания?
— Ну, это в общих чертах известно, — заметил профессор. — Суровые природные условия, необходимость выживания, совместная трудовая деятельность… Труд создал человека.
— Совершенно верно. Роль среды в формировании сознания велика, но… не единственна, ибо остается открытым вопрос: откуда взялось само качество? Та искра, из которой потом разгорелся огонь? Ведь сколько ни тряси завязанный мешок, содержимого в нем не прибавится.
— Вы хотите сказать… — профессор остановился, не решаясь закончить свою мысль.
— Да, я хочу сказать то, что вы и так хорошо знаете из собственного земного опыта, но не рискнули пока расширить до космических масштабов. Что сознание — феномен коллективный и само по себе, без наличия других очагов, вспыхнуть не может.
«Актер» встал, прошелся не торопясь по кабине и остановился у стены перед висячим горшком с кактусом.
— Завтра во второй половине дня вы делаете доклад на международном конгрессе по проблемам моделирования? — сказал он, рассматривая широкие зеленые лепешки растения.
— Да. — Профессор почувствовал холодок в груди от вопроса, которого давно ждал.
«Актер» потрогал пальцами колючки кактуса и повернулся лицом к профессору.
— Тема вашего доклада, Анатолий Николаевич, безусловно,
Он снова сел за стол и, положив ладонь на руку профессора, продолжал:
— Вы расскажете с трибуны конгресса о нашей встрече. Все, от начала до конца. Об эстафете разума, пришедшей из космических глубин на вашу планету. О редких огнях жизни, разбросанных по бесконечным просторам Вселенной, о глубокой и сложной взаимосвязи между ними. О том, что эти огни, пылающие среди слепых стихий, есть величайшая загадка для самих себя. Загадка, которая не решается в одиночку и только ресурсами мышления. Нужно действие, движение в космос для постижения тайны. Потребность самопознания — вот то общее, что объединяет разные цивилизации мироздания, незримый, но мощный вектор, толкающий их на соединение с себе подобными… Это не приказ и даже не просьба, а всего лишь предложение. Выступить с таким заявлением или нет — дело вашей совести. Я вас никоим образом не принуждаю. Решайте сами… Он убрал руку.
Анатолий Николаевич сидел, не видя и не слыша ничего вокруг.
— Я теперь не могу не выступить, — хрипло проговорил он, шаря в карманах в поисках носового платка. — Как же я теперь могу не выступить? Но… простите, либо вы не все сказали, либо я несколько оглупел от всех этих неожиданностей. Какие факты я представлю в подтверждение своих слов?
Он промокнул платком вновь вспотевший лоб и, подняв глаза на «актера», увидел в них ответ раньше, чем тот начал говорить.
— Никаких, — сказал он, почти в точности повторяя фразу из вчерашнего разговора. — Факты предъявлены только вам. Абсолютно неопровержимые факты, а вы можете только подробно рассказать о них.
Стараясь унять дрожь в пальцах, профессор сложил платок и сунул его в карман. Такого поворота дел он не мог предвидеть, хотя готов был, кажется, ко всему…
— Наверное, я все-таки утратил способность соображать, — сказал он потерянно. — Но я никак не могу понять, какой смысл в подобном заявлении? В лучшем случае его примут как оригинальную гипотезу, высказанную в несколько своеобразной форме, а в худшем — сочтут, что я сошел с ума.
— Вашу вменяемость смогут подтвердить врачи.
— Но тогда мне просто не поверят!
— Это вам-то, с вашим научным авторитетом, с известной всем осторожностью в выводах, — сказал «актер», опять повторяя мысль из вчерашнего разговора. — Кроме того, — добавил он, — с подобным заявлением завтра же выступят, точнее, могут с большой долей вероятности выступить еще несколько других известных ученых из других стран, в других частях мира.
У Анатолия Николаевича немного отлегло от сердца.
— Ну, это несколько меняет дело. Кто эти ученые, я их знаю?
— Безусловно. Все они, как и вы, до сегодняшнего дня: были ярыми противниками космической интерпретации природы разума.
— Кто же они?
На лице «актера» обозначилось что-то вроде усмешки. Он молчал.
Не дождавшись ответа, профессор опустил голову.
— Понимаю. Начнутся переговоры, переписка. Все обратится в фарс. Скажут: ученые договорились.
«Актер» продолжал хранить молчание. Анатолий Николаевич тоже замолчал, пытаясь осмыслить странное условие, явно не объяснимое с позиций нормальной человеческой логики. Непокорный его дух. начал роптать против очевидной нелепости: поступка, на который его толкали.