На одну больше
Шрифт:
Кричу только одно: – Димочка, умоляю быстрее! Доченька, пожалуйста подожди!
Цепляюсь за ткань сидения, вспоминаю с курсов, что, если ребенок родится нужно прижать к груди и укрыть чем-то тёплым. На повороте явно чувствую головку.
Подъезжаем сразу в приёмный покой. Все врачи на крыльце, толпятся, их очень много, тут же скорая, носилки, каталка. Все ждали. Все в шоке. Все суетятся: – Каталку, срочно на каталку и в родильный зал!
Наша Екатерина Владимировна, берёт меня под руку, мы заходим в комнату приёмного
– Алечка, ты приляг, выдохни сейчас будет потуга.
Я ложусь, закрываю глаза, тужусь изо всех сил…… пуууух! Плюх! И легко, больше не больно, так хорошо и на животик на мой бух, и слышу тихий любимый нежный робкий крик, чувствую тёплую мою девочку. Я прижимаю её к себе рукой еле-еле, робко за спинку и пытаюсь согреть её, в этом неуютном холодном приёмном покое, за дверью которого сидят другие будущие мамочки и ждут оформления на роды.
И тут я на весь приёмный покой, как затяну: – Доченька моя, ты мой цветочек, славная моя, ты мой комочек, доченька моя! Я так люблю тебя!!! Врачи, говорят: -Ну, это чудо конечно! В приёмном покое у нас ещё никто не рожал, и уж тем более не пел.
Это были самые лучшие роды! Удивительные, естественные, природные, легкие, да, конечно, несколько экстремальные. На висках моего мужа появилась седина. Такое он видел только в фильме «Такси». В момент, когда я прилегла на кушетку, Диму кто-то из бригады врачей попросил переставить машину, она мешала проезду скорой, его не было пару минут и когда он снова зашёл в приёмный покой, то ему уже показали нашу доченьку, всю такую сморщенную и синенькую. Затем её забрали умывать, взвешивать, а меня наконец-то переложили на каталку и повезли в теплый, чистый, уютный родильный зал. Муж остался заполнять и подписывать документы.
И вот лежу, тепло, светло как в операционной. Воды принесли, умыли, укрыли я вся в блаженстве. Я родила. Родила сама, муж был рядом, мы пережили это вместе, мы справились, мы доехали.
Спрашиваю у доктора: – Всё хорошо?
– Да, всё хорошо, скоро принесут вашу малышку.
Приносят, показывают в одеялке, умытая. Кладут под лампу чтобы ей было тепло, мол замёрзла в приёмном. И всё врачи вокруг неё, врачи. Мне и не увидеть, и не разглядеть, хотя лежит рядом в метре буквально. Одна врач, другая, ещё двое. Ждём неонатолога, и тут слышу тихое:
– Это всё что я могу сказать!
Мне немного страшно. Что всё?! Подходит другая врач, а та моя, которая наблюдала беременность где-то рядом вроде стояла, и нет её.
И тут я слышу речь какого-то врача, обращённую ко мне:
– Понимаете, мы не можем не предупредить вас, в общем, тут такое дело, мы обязаны предупредить, у вашего ребёнка подозрение на синдром Дауна. Конечно, это не точно, признаки вроде есть, но вот шумов в сердце нет, а должны быть. По внешним
Небо упало, стало тихо, так тихо. Я смотрю на свою кровиночку и вижу такого чужого ребёнка, я тут же стыжусь этих мыслей, чувств, но ничего не могу с этим поделать. Я не верю им, я не плачу, не кричу, я оцепенела, я ничего не чувствую вообще.
Мужа рядом нет, куда же он пропал? Все врачи разошлись. Пришла Екатерина Владимировна зачем то, и говорит:
– Да нет Аль, это неточно. Ты найди детские фотографии мужа, или родственников. Да врачи сами долго смотрели и сомневались, и вообще ещё неизвестно какой у вас там тип, ведь их много и все разные, и случаи и степени разные!
Я даже не повернула лицо в сторону звука, мне было противно всё то, что она говорит. О ком это она? Кому? Ведь я же всё вижу. Понимаю. Чувствую. Всё это не снится мне. Всё это произошло.
Пришёл муж, он у меня большой мужчина, крупный, рослый, настоящий русский мужик типа Пореченкова. Его затянули в докторский зеленый костюм. Штаны и рубаха не по размеру, он словно зелёная гусеница – если бы он попытался присесть, одежда бы взорвалась на нём. Пришла медсестра и любезно предложила ему снять операционную рубашку и надеть одноразовый халат. Он присел рядом со мной, мы стали поздравлять друг друга, обнимать, поцеловались. Но настоящей радости у меня нет, у меня вообще ничего внутри нет.
– Дима, они сказали, что у нас подозрение на синдром Дауна… дауна, дауна, дауна… как эхо звучат мысли в моей голове. И слово такое ещё резкое, грубое и фамилия у этого человека тяжелая, странная, да и вообще, кто он? На тот момент слово «даун» я слышала лишь однажды в 7-м классе, как обзывательство. Что такое лишняя хромосома – я не знаю. Что такое синдром тоже, а синдром Дауна, это что? Видимо что-то смертельно страшное раз таким прискорбным голосом и с таким лицом мне сообщала об этом врач.
Бесконечно долгая первая ночь в роддоме, и одно и тоже в голове: синдром Дауна, Дауна, Дауна. А вдруг она больна, вдруг в опасности, что с сердцем, а если ей станет плохо, а вдруг она перестанет дышать? Моя крошечка. Моя бедная маленькая кровиночка, что с тобой, чем мне помочь?
Я сделала первую фотографию. Впервые поцеловала. Я разворачиваю и разглядываю её. Целую. Прижимаю к себе. Я рада ей, но она словно не моя. Кто ты? Даун? Что это – Даун? Я смотрю на её крошечные ручки. Они сказали мизинец кривой. Не вижу этого… Ножки, такие скрюченные, сухие, кожа потрескалась, мажу кремом, жалею, целую. Личико, моё маленькое личико. Что же они могли в нём увидеть? Раскосые миндальные глазки, нет переносицы, опущены уголки рта. Возможно. Но может быть она просто такая? Не могу поверить. Я не могу осознать всего происходящего.
Конец ознакомительного фрагмента.