На охотничьей тропе
Шрифт:
— Благинин!.. — усмехнулась Настасья. Знаем, как он промышляет. Стыд сказать, грех утаить: на запретных водоёмах ондатру отлавливает. И всё ему с рук сходит. А наши всё стараются, стараются, да по-честному, видно, ничего не выходит.
— Врёшь ты всё, Настасья! — сурово заметила Наталья. — Не позволит Иван такими делами заниматься… Я-то уж его знаю.
— Врёшь?.. — обиделась Настасья. — Ей-богу, не вру! На Кругленьком промышляет потихоньку.
— А что, может и верно так? — сказала Татьяна. — Уж что-то подозрительно: больно много за двадцать дней добыл.
— А откуда тебе это известно? —
— Да уж известно. Люди говорят, а раз говорят, зря не скажут, — ответила Настасья и заторопилась. — Ох, ты! Заговорилась я с вами, а дело-то стоит. Стираюсь я.
Набрав в вёдра воды, Настасья торопливо зашагала домой, а женщины ещё долго стояли у колодца, рассуждая о Благинине.
К озеру Кругленькому можно проехать водой, многочисленными плёсами и мутными протоками. Однако Андронников ещё раньше оставил на нём лодку, а сам отправился пешком со стороны Гудалихи — высокой, заросшей осинником и тальником гривы. Так меньше опасности встретиться с охотниками, промышлявшими на водоёмах.
Он торопливо продирался сквозь кустарник, прутья которого хлестали по лицу, цеплялись за одежду, словно хотели удержать Илью от того, что он собирался сегодня делать.
Тишина. Ветерок так мал, что не качаются даже ветви осин, лишь листья в осенней окраске, словно маленькие золотистые рыбки, чуть-чуть трепыхаются, не шелестит вкрадчиво, как всегда, густая, высокая трава. Тишина! Устойчивая и напряжённая…
Вдруг впереди, совсем близко, треснул сучок под чьими-то ногами, потом ещё и ещё. Андронников испуганно прыгнул за куст, сдёрнул с плеча ружьё и, притаившись, прислушался. Сердце трепетно забилось, как листья на осиннике. Кто же бродит здесь в это время, так далеко от охотничьей избушки?.. Да нет, это, наверное, показалось. А может быть птица, взлетев на сухую ветку, обломила её или заяц поднялся с лёжки?
Илья вышел из-за куста, сделал несколько неуверенных шагов по полянке, но опять раздался треск валежника, теперь ещё ближе. Да, кто-то шёл навстречу ему. Андронников упал за куст и стал пристально всматриваться, раздвинув густую траву. От напряжения на глаза навёртываются слёзы. По ту сторону полянки в кустарнике показывается голова с маленькими рожками и на открытое место выскакивает коза.
— Фу ты, проклятая, напугала! — облегчённо вздыхает Андронников и осторожно вытаскивает из подсумка патроны, заряженные картечью, вкладывает их в ствол.
«Убить? — думает он. — Да куда её девать-то?»-И вдруг припоминает, что к вечеру должна в условленное место подъехать Настасья — вот и увезёт попутно. Тщательно целится в козу — громко звучит выстрел, за ним другой. Коза делает прыжок и скрывается за кустом.
Илья вскакивает, бежит, спотыкаясь, в сторону ушедшего животного, пересекает полянку, тяжело переваливается через ракитник, обдирая в кровь руки. На валежнике лежит коза, бессильно разбросив по нему худенькое тело, и вздрагивает в предсмертной агонии, в расширенных зрачках серовато-дымчатых глаз отражается чёрное облачко, медленно проплывающее в голубом небе.
— Попалась, которая кусалась! — смеётся довольный Андронников, скаля крупные, жёлтые от табака, зубы.
Спрятав козу в кустах,
Прежде чем выехать на озеро, Андронников долго стоял в камышах, всматриваясь в береговые изрезы и прислушиваясь. Затем перевёл взгляд на зеркальную поверхность воды.
«Да, много ондатры здесь развелось, — думал он, наблюдая, как снуют по глади зверьки. — Спасибо Прокопьеву, подкопил для меня. То-то будет удивляться: и запрет на промысел поставлен, а ондатры поубавилось. Только бы кто-нибудь не заметил, иначе скандала не оберёшься, а то и совсем из промхоза прогонят. Ну да ничего. Как-нибудь, с божьей помощью…»
После недолгих размышлений он вытолкнул лодку на воду и поплыл по рябоватым волнам. Капканы расставил быстро, то и дело озираясь по сторонам, а когда работа была окончена — забился в глухие камыши и затих. Через несколько часов проверил ловушки — добыча была большая. Ещё бы! Два года не производился здесь отлов, и ондатра расплодилась.
Второй раз Илья поехал проверять капканы без всякой предосторожности. Был полдень, и охотники уже давно проехали на свои водоёмы, а возвращаться назад будут только к наступлению темноты.
Когда Андронников возился у камышового плотика, вытаскивая добычу из ловушки, до него донёсся плеск воды под веслом. Он быстро обернулся. По середине озера, направляясь к Илье, плыл на лодке Салим Зайнутдинов.
«Бежать, бежать надо! — было первой мыслью у Андронникова, но сразу же решил: — Поздно. Теперь уж всё равно узнал. Но на что же решиться?.. Эх, была не была!» — махнул он рукой и начал спокойно устанавливать капкан в углубление плотика.
Салим подъехал к Илье, притормозил лодку, не глядя на него, спросил:
— Ты что же. Илья, делаешь? Салимка думает, что ты мало-мало порядки нарушаешь…
— Здравствуй, Салим Зинурович! — проговорил Андронников, и по лицу его расплылась льстивая улыбка. — Сергей Селивёрстович поручил мне пробу снять на Кругленьком. Сам знаешь, два года здесь уже не отлавливали, вот и дал задание: проверить, не пора ли уж начинать промысел…
— Врёшь ты, Илья. Ой, врёшь! Ведь на три года запрет поставлен, — перебил Андронникова Салим.
— Что ты, что ты, Салим. Да если бы не Прокопьев, разве я позволил себе здесь промышлять. Право слово, не вру! Я страсть как законы соблюдаю, твердил Андронников, пряча от Салима взгляд, полный ненависти. — А ты выставляй-ка, Салим, здесь капканы и мне поможешь с заданием управиться, и тебе польза. Валяй, я тебе разрешаю.
— А права-то тебе кто такие давал: разрешать.
— Эх, Салимка, глупая твоя голова! Имею права. Сам знаешь: среди слепых и косой царь.
Илья захохотал громко, с присвистом. Салим подождал, когда Андронников умолк, недружелюбно заметил:
— Салимка всё-всё понял. На преступление толкаешь. Нет, Салимка не может с тобой по одной дорожке идти..
Зайнутдинов быстрым взмахом весла отвернул лодку и поплыл от Ильи.
— Вот гад! — выругался негромко Андронников и стал догонять Салима, думая: «Нельзя так отпустить, нельзя. А то и в самом деле Прокопьеву расскажет».