На охотничьей тропе
Шрифт:
— Видел, видел, как ты метался. Да видно бес сильнее тебя оказался.
Паренёк потупил глаза.
«А все мы виноваты. У парня стремление к промыслу, а уменья нет. Вместо того, чтобы научить его, только насмехаемся», — подумал Иван и сказал:
— Ну что ж, пойдём вместе. Поищем своих зверей.
— Не-ет, я не пойду, — пролепетал Филька. — Я домой уйду. Совестно мне.
— Вот уж этого-то не следует делать, — дружелюбно улыбнулся Благинин. — Беру тебя своим подшефным. Обучать буду.
— Верно, дядя Иван? — недоверчиво воскликнул подросток, забывая о случившемся.
— А почему же нет. Обучу.
— А
— Об этом я никому не скажу. Но ты помни: унести добычу из чужого капкана — самый большой позор, позорнее, чем прийти с охоты пустым.
— Стыдно мне было опять пустым возвращаться. Смеются…
— Ну, ничего. Выше голову, скоро свою добычу будешь иметь. Пойдём!..
Благинин заскользил на лыжах по твёрдому насту, за ним последовал Филька. Скоро они скрылись в берёзовом колке.
Глава тринадцатая
Животноводческая ферма колхоза «Новая эра» расположилась на возвышенности, обрывающейся неглубоким оврагом. А за оврагом через просёлочную дорогу начинался рям [6] , широкой полосой уходящий в болота.
Ферма с каждым годом становилась богаче. За развитие животноводства колхоз получил премию: грузовую машину. И тут нежданная нагрянула беда. В одну из лунных светлых ночей на ферму забрели волки и задавили девятнадцать овец. Через день они появились снова. Раскопав соломенную крышу кошары, они спустились к овцам. Колхозный сторож Филипп Петрович, щупленький старичок с сивенькой козлиной бородкой и изрезанным глубокими морщинами лицом, прихрамывая, выбежал из сторожки на блеяние овец. Зарядив берданку, выданную правлением колхоза после первого нашествия непрошенных гостей, он решительно распахнул ворота кошары. Волчица и два переярка шмыгнули мимо сторожа, чуть не сбив его с ног, разорвали кинувшуюся на них собачонку. Дед Филипп, не метившись, выстрелил. Волки одним прыжком перемахнули через изгородь и затрусили по направлению к ряму. Новыми жертвами стали восемь овец.
6
Рямом местные жители называют болотистую, мшистую почву, заросшую тоненькими и корявыми сосенками и кустами багульника.
Когда сторож сообщил о случившемся председателю колхоза Иннокентию Васильевичу Пушкову, тот не на шутку забеспокоился. Грузно расхаживая взад и впёред по кабинету, он сердито бурчал:
— Вот напасть. Этак они всех овец погубят у нас, дорожка для них теперь проторённая. Ну, а ты-то что смотрел, Филипп, ты же для охраны поставлен?
— Оно и понятно, что для охраны. Да я-то что с ними сделаю, Иннокентий Васильевич, — оправдывался сторож. — Ведь это кто? Это ведь волки, они тихо, по-звериному. Да и какой из меня охотник. На утку никогда не ходил, а то на зверя.
— Надо охотникам сообщить, — посоветовал бригадир Полевин, пришедший к председателю подписать наряды, — они с волками быстро уладят. Вон Андронников сейчас с базара приехал. Попросить его.
Послали за Андронниковым. Тот вскоре явился. Раскинув полы пальто, нарочито показывая подстежённый ондатровый мех, Илья сел на предложенный стул и, приглаживая и без того гладкие, всегда смазанные репейным маслом волосы, поинтересовался, зачем позвали.
— Дело
— Волки? Эт-то надо подумать.
Чего тут думать-то? Это ведь по твоей специальности.
Андронников задумался. «На волков уйдёт много времени. Их так сразу-то не возьмёшь, — соображал он, — а за эти дни можно подогнать с заданием. И так много-времени затрачено на рыбалку, с заданием провал. Да и до конца месяца ещё бы надо выгадать денёк-другой порыбачить, щука на петлю хорошо пошла. На базар её, вот и денежки… А что волки? Так, пустое… Неделю, а то и больше проходишь за ними, а в день хотя бы по полцентнера рыбки — большая сумма набирается…»
— Нет, не могу, товарищ председатель, — ответил, наконец, Андронников, — не могу. У меня, знаете ли, план. Государственное, так сказать, задание… А на волков много время убьёшь.
— А что ж, это не государственное дело, — слова охотника задели Полевина. — Скот-то чей? Колхозный. А колхозы чьи? Общественные. Эх, ты!
— Не могу, не могу! И не горячитесь, и не уговаривайте. — Илья встал и начал застёгивать пальто, делая вид, что разговор окончен.
— Ну что ж, мы тебя не неволим, — сказал Пушков, не глядя на Андронникова.
Когда же Илья выводил из дверей, Полевин бросил ему вслед:
— Сволота! Зажировал… — и передразнил: — «Не могу, у меня план. Государственное задание, так сказать…» — Больше о себе думает, чем о государстве.
— Не горячись, бригадир, — спокойно заметил Пушков. — Не стоит он этого. Давай лучше подумаем, что будем предпринимать.
— Что предпринимать? На Лопушное к охотникам надо ехать.
— И то верно. Поеду…
Председатель колхоза застал на месте всех охотников. Сидя дружной семьёй за большим столом, они вперемежку с шутками ели уху.
— А, Васильич! Проходи, проходи, — встретил его гостеприимно заведующий участком Сергей Прокопьев. — Садись уху хлебать, гостем будешь.
Пушков скинул с себя собачью доху и сел за стол. Дед Нестер подвинул к нему эмалированную миску, доверху наполненную ухой.
Охотники интересовались колхозными делами, засыпая председателя вопросами: как с подготовкой к весне, как с животноводством, хватит ли сена на зимовку. Они искренне радовались успехам, вносили свои советы.
— Это правильно, что хозяйство стаёт многоотраслевым, — говорил Прокопьев. — И ты вот о чём подумай, Иннокентий Васильевич: звероферму надо в колхозе завести. Например, чернобурых лисиц развести или серебристых. Прибыльное это дело. Вон Столешников организовал у себя звероферму, Петухов с Подрядовым также приобрели для колхоза лисиц.
— Э, обожди, Селивёрстыч, не до зверинца, — отмахнулся Пушков. — Тут скот начал гибнуть, о нём первый разговор.
— Что за напасть приключилась?
— Волки повадились на ферму. Двадцать семь овец уже зарезали…
— Ах ты, премудрость! — с негодованием воскликнул Тимофей. — Так ты чего раньше-то молчал? Мы б их…
— Вот за этим-то и приехал к вам.
— Это ты правильно сделал, — заметил Прокопьев. Нам это дело привычное. Отрядим кого-нибудь. Ну вот, хоть Тимофей поедет. Он у нас мастер по волкам.