На окраине мира
Шрифт:
– Что ты хочешь сказать?
– Ничего. Просто пытаюсь понять, ЗАЧЕМ Белик это делает!
– Натура у него такая, - проворчал Брон, бережно облизнув треснувшую губу, на которой выступила крохотная капелька крови.
– Нравится издеваться и язвить. В детстве мало пороли, вот и считает, что все позволено.
Лакр только вздохнул.
– Ладно. Чего думать-то? Стрегон, что делаем?
– Идем за ним, - шевельнул плечом вожак.
– Что еще остается?
Нужный пригорок они нашли часа через два - уставшие, злые, измучившиеся от постоянного жжения
Лакр даже торопливо принялся подсчитывать дни, чтобы убедиться, что в этот сезон погода не должна быть столь теплой: начало весны, слякоть, дожди, промозглые ветры... так было в Интарисе. Но как только через горы перешли - словно в другом мире оказались. В мире, где неожиданно тепло, относительно сухо и дороги не похожи на прокисшие щи. Сперва он подумал - Хребет виноват: дескать, морские облака и холодные ветра задерживает, не пускает сюда, бережет землепашцев. Или боги вдруг смилостивились над хмурыми Братьями, промочившими в этом рейде себе не только головы и шапки, но и сапогами не первый день хлюпавшие громче, чем лягушки на болоте. Ан нет, за все дни, что они провели в Дексаре, дождливых облаков было мало: так, пару раз покапало сверху, а если и пролилось хорошенько, то лишь однажды, в Белых Озерах. Тогда как в остальное время погода была удивительно мягкой.
Вот и сейчас: солнце по-настоящему летнее, еще не злое, но уже чересчур горячее для ранней весны. Трава повсюду чуть ли не по пояс. Деревья высоченные, толстые, заросшие мхом аж от корней. Ветки мощные, прочные, листва сочная и до того жирная, что хоть ешь вместо мяса. Земля рыхлая, роскошная - одно удовольствие сеять. Мошкара бодрая, отвратительно живучая. Птичье многоголосье не смолкает ни на миг. Стрекозы нагло летают перед самыми конскими мордами. Пару раз он даже змей углядел, сплетшихся в брачном танце, хотя для них еще явно не сезон... и, казалось бы, надо наслаждаться и радоваться такому подарку от местной природы, однако именно сегодня ему совсем не нравилось это буйство жизни.
При виде еще более красных и угрожающе опухших лиц Белка, дожидающаяся побратимов на зеленом пригорке, только головой покачала, но комментировать не стала: пожалела. Даже от костра не отошла, где весьма неаппетитно булькало какое-то грязно-зеленое месиво. Лишь мельком покосилась на взбирающихся по откосу коней, оценила сердитые щелочки глаз наемников, где прямо-таки горело клятвенное обещание немедленно убить любого идиота, который посмеет снова съязвить. Терпеливо подождала, пока они спешатся, бросят мешки и отпустят утомленных духотой скакунов, и только потом коротко кивнула:
– Устраивайтесь. Раз все равно приперлись, попробую что-нибудь сделать с вашими пышущими добротой физиономиями, в которых так и светится любовь к ближнему и вселенское счастье.
Скинув вещи под ближайшим деревом, Лакр подозрительно покосился.
– Ты что это делаешь?
– А ты хочешь еще три дня пугать местных леших?
– насмешливо хмыкнула она.
– Нет. Но что-то мне подсказывает, что от твоей помощи этот небольшой, в общем-то, срок вполне может растянуться еще на пару недель.
Белка удивленно округлила глаза.
– Что? Даже не рискнешь попробовать? С такой-то физиономией,
Братья быстро переглянулись, подозревая очередной подвох.
– Нет, конечно, бывают и те, кому все равно, - рассуждающее продолжала Белка, помешивая варево палкой.
– Я, например, однажды такую тетку видел, которой даже нравилось, когда к ней приходили с мордами еще почище, чем у вас сейчас. Так вот, она, чтобы получше рассмотреть, всегда делала...
– Какие еще язвы?
– наконец, уточнил осторожный Брон.
– Что?
– Ты что-то говорил про язвы.
– А-а-а, - немедленно закивала она.
– Конечно, язвы: большие, глубокие и жутко болезненные. К примеру, одна выскочит на лбу, вторая - под глазом и все - считай, ни одна красотка в вашу сторону больше не посмотрит. Не говоря уж о том, что если на веко переползет... а они могут, могут... то и ослепнете, как кроты. Хотя, ежели хотите себя разукрасить, то я разве отговаривать буду? Мне с вами не жить, дружбу не водить, через пару дней вообще брошу к такой-то маме и по своим делам двинусь. Но потом не говорите, что вас не предупреждали! Сами дураки, что отказались!
Они переглянулись снова, на этот раз - с сомнением, но доверять этому стервецу, который никогда не упустит случая поизмываться?!
– Что в котле?
– наконец, рискнул поинтересоваться Лакр, осторожно принюхиваясь.
– Пахнет, знаешь ли, не больно хорошо.
– А где ты видел, чтоб лекарство розами благоухало?
– удивилась Белка.
– Не хочешь - не надо, никто не заставляет. Я и вылить могу, ежели никому не требуется.
– Да? А меня потом дристун не проберет от твоего лекарства?
Она только хихикнула.
– Да кто ж тебя знает? Вдруг слишком нежный окажешься? А я на глазок травки-то накидал... но ты о другом подумай: морда-то все равно важнее, чем изгаженные кусты. Чего тебе терять?
Лакр сердито посопел.
– Не хочу я такую гадость в рот брать.
– А я разве сказал, что ее надо пить?
– А разве нет?
– Гм, - хитро прищурилась она, снимая котелок с огня.
– Вообще-то ее надо на морду намазывать... ну, и туда, где покусали. Даже на задницу, если у кого хватило ума засиживаться в кустах, комарам на потеху. Или на... э-э... надеюсь, никто из вас не намочил там травку по недомыслию?
Терг только сплюнул: вот гаденыш!
– А что? Я ж спросил только для того, чтобы знать, куда вам ЕЩЕ это зелье запихивать, окромя морд, рук и горла. Для пользы, как говорится, дела. Потому что, признаться, мне бы не хотелось через пару часов обнаружить, что кто-то из вас, неразумных братцев, вдруг не сможет нормально сидеть в седле.
Она оттащила котелок в сторону, поближе к ручью, который пробивался парой десятков шагов левее, поставила горячее донышко прямо в воду. Слегка поморщилась от густого облака белого пара, вырвавшегося снизу. Сделала вид, что не заметила ворчания спутников, после чего бодро зачерпнула полную пригоршню ила со дна и звучно плюхнула в отвар.