На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.

Костенко Владимир Полиевктович

К полудню были получены очередные приказы Рожественского, которые пролили свет на причины адмиральского гнева, а наш ревизор, вернувшийся с «Суворова», основываясь на рассказах офицеров флагманского корабля, дополнил новости интересными деталями. Героем событий вчерашнего дня оказался крейсер «Дмитрий Донской». Командир «Донского», капитан 1-го ранга Лебедев, вчера лично явился на госпитальный «Орел» И пригласил в гости на крейсер сестру милосердия Клемм, двоюродную сестру одного из офицеров его корабля. Так как старшего врача на «Орле» не оказалось, то сестра получила разрешение на отъезд от дежурного врача и отправилась на катере вместе с офицерами «Донского». Между тем было уже без десяти минут шесть, а по вчерашнему приказу адмирала всякие сношения между кораблями

должны прекращаться ровно в 6 часов вечера, т. е. с заходом солнца, после чего все проходящие шлюпки подвергаются обстрелу с дежурного катера. Следовательно, Клемм до утра не могла вернуться на госпитальный корабль.

На «Донском» умеют нескучно проводить время, и, закончив погрузку ранее других, офицеры решили устроить в кают-компании небольшой «фестиваль», воспользовавшись визитом интересной гостьи. Командир также участвовал в этом «рауте». Далеко за полночь от «Донского» отвалил катер с тремя офицерами, вызвавшимися доставить в сохранности сестру милосердия на белый «Орел». Офицеры были порядком навеселе и, видимо, рассчитывали проскочить незаметно от дежурного катера. Но катер «Донского» был задержан дежурной миноноской «Суворова». Рожественский приказал арестовать его и привести к борту «Суворова». К счастью, сестра милосердия уже была высажена на свой корабль. Когда арестованный катер был у трапа «Суворова», офицеры «Донского» громко возмущались арестом. Адмирал, несмотря на глубокую ночь, был на юте броненосца и все слышал. Приказав офицерам подняться наверх, Рожественский поставил их во фронт и изругал последними словами, а затем заявил, что таких помощников ему не надо и он отошлет их для суда в Россию.

Все происшедшее нашло красочное отражение в следующих двух приказах адмирала, которые заношу дословно ввиду их характерности для нашего командующего и выразительности его стиля:

«Габун, 16 ноября 1904 г., № 158.

Вчера 15 ноября сигналом подтверждено было запрещение посылать шлюпки на берег и между судами от наступления темноты до рассвета без особого моего разрешения.

В 10 часов вечера задержан был паровой катер с крейсера 1-го ранга «Дмитрий Донской», посланный без разрешения, и тогда же сигналом было приказано арестовать вахтенного начальника крейсера в каюте с приставлением часового на трое суток за неисполнение приказания.

В 1 1/2 часа ночи задержана была вторая шлюпка с того же крейсера и на ней три гуляющие офицера: лейтенант Веселаго и мичмана Варзар и Селитренников.

Командиру крейсера 1-го ранга «Дмитрий Донской» капитану 1-го ранга Лебедеву тотчас был объявлен сигналом выговор. Офицеры, оказавшие столь явное неповиновение приказанию, направленному к охранению целости эскадры до прибытия на театр военных действий, подлежат преданию суду.

Чтобы не пропустить срочного рейса парохода, отправляющегося в Европу, и не вводить казну в расход по содержанию за границей лишний месяц этого вредного для службы элемента, предписываю командиру крейсера 1-го ранга «Дмитрий Донской» удовлетворить лейтенанта В. и мичманов В. и С. половинным содержанием как отсылаемых для предания суду, купить билеты 2-го класса до Бордо на пароходе, отправляющемся из Либревиля утром 17 ноября, и выдать по 120 рублей на покупку билетов от Бордо до Петербурга, снабдив предписанием отправиться в наличие экипажей.

Подписал: генерал-адъютант Рожественский.

Верно: флаг-капитан капитан 1-го ранга Клапье-де-Колонг».

Узнав, что нарушение дисциплины офицерами «Донского» произошло из-за сестры милосердия, адмирал приказал и ее подвергнуть дисциплинарному взысканию, лишив на три месяца права съезжать на берег.

«Приказ № 159.

По второй эскадре объявлены правила охраны судов от покушений, которые можно ожидать под покровом ночи, в тумане, из-под воды.

И в Порт-Артуре перед войной объявлялись правила: как светить, как сторожить, как воздерживаться от ночного шатания и распознавать своих и чужих. Но прожектора светили вяло, сторожевые суда отбывали свой номер, а шатание продолжалось в полном изобилии, так что неприятельские миноносцы могли быть

узнаны лишь тогда, когда они выстрелили свои мины.

И порт-артурская эскадра проспала свои лучшие три корабля. Тихоокеанский флот сразу оказался обреченным на пассивную самозащиту. И армия, возлагавшая большие надежды на его содействие, охваченная неприятелем из всех освобожденных подступов побережья, стала заливать грехи флота ручьями своей крови.

Вторая эскадра некоторыми представителями стоит на том самом пути, на котором так жестоко поплатилась первая.

Вчера крейсер 1-го ранга «Дмитрий Донской» явил пример глубочайшего военного разврата; завтра может обнаружиться его последователь. Не пора ли оглянуться на тяжелый пример недавнего прошлого?

Поручаю крейсер 1-го ранга «Дмитрий Донской» неотложному надзору младшего флагмана контр-адмирала Энквиста и прошу его превосходительство принять меры к скорейшему искоренению начал гнилости в его нравственном организме.

Подписал: генерал-адъютант Рожественский.

Верно: флаг-капитан капитан 1-го ранга Клапье-де-Колонг».

Сегодня в 2 часа катер с офицерами «Донского» отошел в город. На крейсере проводили отъезжающих троекратным ура, а команда, по традициям старых парусных кораблей, была послана по реям. Когда катер проходил мимо «Орла», наши офицеры выбежали на кормовой балкон, приветствовали товарищей, махая фуражками, и посылали им пожелания благополучного возвращения на Родину.

История, разыгравшаяся на «Донском», и приказы адмирала взволновали эскадру и вызвали широкие отголоски на всех кораблях. Выяснилось, что приказ адмирала о запрещении сношений между кораблями до «Донского» своевременно не дошел и 15 ноября не был принят на крейсере к исполнению. Сама отдача приказа об охране, конечно, не вызывалась фактическим положением, так как именно здесь, у глухих западных берегов Африки, эскадра была наиболее гарантирована от всяких покушений врага.

С точки зрения военного воспитания и тренировки в проведении охранных мероприятий было выбрано мало подходящее время: условия плавания были особенно тяжелыми, а движение эскадры, выше всякой меры перегруженной углем, уже само по себе являлось вопиющим нарушением всех элементарных правил корабельной организации безопасности.

Если адмиралу было угодно подменить серьезную боевую подготовку «игрой в солдатики», то и это следовало сделать обдуманно и логично. Адмирал отдал приказ, не указав момента его вступления в действие, и не потрудился проверить, дошел ли он до всех кораблей. Лебедев, уезжая за сестрой на «Орел», еще не знал о приказе, а вахтенный начальник не успел доложить ему о первом происшествии с арестом катера и о сигнале адмирала об аресте вахтенного начальника крейсера. Адмирал не обсудил приказ с начальником штаба. Он привык рубить сплеча и не считает нужным совещаться даже с ближайшими помощниками. Так, например, вчера последовал его приказ: стрелять по всякой шлюпке после второго окрика. Но через четверть часа последовало дополнение по семафору: не стрелять в капитанов немецких пароходов — наших угольщиков.

Когда это распоряжение дошло до нашего часового под кормовым флагом, которому надлежало применять на деле приказ адмирала, то он вполне резонно задал вопрос вахтенному начальнику: «А как ночью узнать немецких капитанов, ваше благородие?» На этот естественный вопрос вахтенный начальник мог только развести руками.

Очевидно, в штабе догадались, к каким бедам может привести приказ адмирала, и попытались смягчить его по семафору. Ведь мы пока не на театре военных действий. А германские угольщики не только не обязаны подчиняться всем распоряжениям адмирала, но, наоборот, он сам находится в полной зависимости от их доброй воли и согласия обслуживать русскую эскадру. Достаточно повторить в новом издании «гулльский инцидент», воспроизведя его в самом глухом углу африканского побережья в виде эксперимента с немецкими капитанами, — и мы останемся без угля, находясь за 8000 миль от России. Поэтому, по негласному распоряжению штаба всем командирам кораблей, приказ адмирала об обстреле шлюпок попросту был аннулирован.