На орлиных крыльях

Фоллетт Кен

– Передайте ему, чтобы возвращался в Тегеран, а зачем – не говорите.

Легкая улыбка пробежала по возмужалому лицу Коберна:

– Это ему не понравится.

Через стол перегнулся Скалли и включил репродуктор телефона. Стало слышно, как Тэйлор дует в трубку. Коберн сказал:

– Кин, Росс хочет, чтобы вы вернулись в Иран.

– Зачем, черт побери? – сразу же взорвался Тэйлор.

Коберн посмотрел на Перо, тот отрицательно покачал головой. Коберн продолжал:

– Там много чего нужно сделать, все аккуратно закруглить, подчистить хвосты, как говорят

хозяйственники…

– Передайте Перо, что я не собираюсь возвращаться туда ради всякой хозяйственной белиберды!

Скалли разобрал смех. Коберн решился нажать:

– Кин, тут еще кое-кто хотел бы переговорить с вами.

Трубку взял Перо:

– Кин, это я, Росс.

– О… А… Хэлло, Росс.

– Я направляю вас назад для весьма важного дела.

– О…

– Вам понятно, о чем идет речь?

Последовала долгая пауза, затем Тэйлор произнес:

– Да, сэр.

– Хорошо.

– Считайте, я уже в пути.

– Который у вас час? – спросил Перо.

– Семь утра.

Перо посмотрел на свои часы. Стрелки показывали двенадцать. Новый, 1979 год наступил.

* * *

Тэйлор сидел на постели во франкфуртской гостинице и думал о своей жене Мэри.

Она с детьми Майком и Дауном жила в это время в Питтсбурге, у брата Тэйлора. Перед отъездом из Тегерана Кин звонил ей и сказал, что возвращается домой. Она с радостью слушала его. Они уже наметили планы на будущее – вернуться в Даллас и устроить детей в школу…

А вот теперь он должен позвонить ей и сказать, что все же не приедет домой.

Она будет беспокоиться.

Черт возьми, он уже забеспокоился.

Ему припомнился Тегеран. Его не привлекали к проекту для Министерства здравоохранения, а поручили выполнять небольшой подряд по компьютеризации устарелой ручной системы бухгалтерского учета банка «Омран». Как-то недели три назад поблизости от банка собралась толпа, а банк принадлежал шаху. Тэйлор распустил служащих по домам. Сам ушел последним вместе с Гленном Джексоном. Они заперли двери и направились пешком в северном направлении. Завернув за угол и подойдя к главной улице, они смешались с толпой. А в этот момент солдаты открыли огонь и стали разгонять собравшихся. Тэйлор и Джексон нырнули под арку ворот. Кто-то приоткрыл ворота и крикнул им входить. Они проскользнули внутрь, но их спаситель замешкался и не успел запереть ворота – в них сразу же проскользнули четверо демонстрантов, преследуемые пятью солдатами.

Тэйлор и Джексон вжались в стену и видели, как солдаты дубинками и прикладами винтовок избивали демонстрантов. Один из них попытался вырваться. Два пальца на его руке, казалось, держались на ниточке, стеклянные ворота забрызгала кровь. Он вывалился из ворот, а на улице рухнул без сознания. Солдаты выволокли наружу и трех его товарищей. Один представлял собой кровавое месиво, но сознание не терял, двое других лежали без сознания или были убиты.

Тэйлор и Джексон скрывались за воротами, пока улица не опустела. Спасший их иранец приговаривал: «Выбирайтесь, пока можете».

«А вот теперь, – подумал Тэйлор, – я должен сказать Мэри,

что только что согласился опять вернуться в этот кошмар».

Вернуться, чтобы заняться неким очень важным делом.

Ясно, что это дело связано с Полом и Биллом, а если Перо не мог говорить об этом по телефону, то, возможно, потому, что дело это покрыто, по меньшей мере, мраком и, вполне возможно, незаконно.

И все же, по-своему Тэйлор был рад, невзирая на то, что опасался фанатичных толп. Еще до отъезда из Тегерана он разговаривал по телефону с женой Билла Гэйлорда, Эмили, пообещав ей не возвращаться домой без Билла. Однако поступившее из Далласа указание, что все служащие, кроме Бриггса и Гэллэгера, должны уехать из Ирана, поневоле вынудило его нарушить данное слово. Теперь же, когда указание изменилось, он, как знать, может, в конце концов и выполнит свое обещание.

«Ну ладно, – подумал он, – не идти же мне туда пешком, лучше полечу самолетом», – и снова поднял трубку.

Джею Коберну припомнился эпизод, когда он впервые увидел Росса Перо в деле. До конца своей жизни он будет помнить его.

Случилось это в 1971 году. Коберн к тому времени проработал в ЭДС всего пару лет. Он занимался в Нью-Йорке наймом рабочих и служащих для корпорации. Как раз в том году в маленькой католической больнице родился Скотт. Роды прошли благополучно, и Скотт появился на свет нормальным здоровым младенцем.

На другой день после родов, когда Коберн пришел в больницу, Лиз пожаловалась, что Скотта почему-то не приносили на утреннее кормление. Сначала Коберн не придал этому значения. А спустя несколько минут в палату вошла какая-то женщина и сказала: «Вот снимки вашего ребеночка».

«Я что-то не припомню, чтобы его фотографировали», – ответила Лиз. Женщина протянула ей фотографии. «Нет, нет, это не мой ребенок».

Женщина на мгновение смутилась, а потом выпалила: «Да, и правда. С вашим ведь какая-то проблема».

Впервые Коберн и Лиз услышали, что с их сыном какая-то проблема. Коберн помчался взглянуть на новорожденного, а увидев, впал в глубокий шок. Младенец лежал в кислородной камере, весь посиневший, как пара джинсов, и с трудом дышал, хватая ротиком воздух. Врачи вокруг собрались на консилиум.

Лиз находилась на грани истерики, а Коберн, позвонив домашнему врачу и попросив срочно приехать в больницу, в нетерпении ждал его.

Что-то нарушилось, и произошел сбой. Что это за больница такая, где даже не могут сказать, что твой ребенок умирает? Коберн сходил с ума.

Он позвонил в Даллас и попросил к телефону Генри Бриггса.

– Генри, сам не знаю, зачем звоню, но я просто в панике и не знаю, что делать, – и он объяснил суть дела.

– Не отходи от телефона, – ответил Бриггс.

Затем в трубке послышался знакомый голос:

– Джей?

– Да.

– Это Росс Перо.

Коберн хотя и встречался с Перо два-три раза, но никогда не работал непосредственно под ним. Он даже не был уверен, что тот помнит его в лицо: в ту пору в ЭДС уже работала добрая тысяча сотрудников.