На орловском направлении. Отыгрыш

Воронков Александр Владимирович

Во второй половине августа в Орле было сформировано подразделение Оперативно-учебного центра Западного фронта — партизанская школа, которую в целях конспирации именовали «школой пожарных». В её создании участвовал наш легендарный земляк Илья Григорьевич Старинов, которому уже довелось сражаться против коричневой чумы в Испании. В качестве инструкторов и курсантов партийные органы направляли в школу самых стойких коммунистов, комсомольцев и беспартийных патриотов. Имена многих из них ныне известны всей стране.

Золотыми буквами вписано в историю Великой Отечественной войны имя настоящего патриота, старшего майора государственной безопасности Годунова. Как и его товарищ Старинов, А.В. Годунов был в числе советских военных специалистов, оказывавших интернациональную помощь героическим

испанским республиканцам, а с первых дней Великой Отечественной войны он находился на тех участках всенародной борьбы, на которых больше всего нужны были его знания, его опыт, его незаурядные организаторские способности и личное мужество. Всегда выдержанный, спокойный, рассудительный, Александр Васильевич был неизменно тактичен с окружающими, даже в сложных ситуациях не теряя присутствия духа, а склад его речи, несколько удивлявший слушателей, выдавал его происхождение: его отец и дед учительствовали в сельских школах, неся в крестьянские массы не только просвещение, но и революционные идеи. С этими идеями пришел на Балтийский флот юный Александр Годунов, плечом к плечу со своими товарищами с первых дней Октября вставший на защиту молодой Советской Республики.

Когда над нашим городом нависла непосредственная угроза, Ставка Верховного Главнокомандования направила товарища Годунова в Орёл, наделив особыми полномочиями. Утром 30 сентября 1941 года жителям населенных пунктов, находящихся на территории военного округа, было объявлено о создании Орловского оборонительного района. А.В. Годунов возложил на себя нелёгкие обязанности командующего в тяжелейших условиях: не хватало бойцов, оружия, боеприпасов. Но коммунист Годунов, твердо помня слова товарища Сталина, что нет в мире таких крепостей, которых большевики не могли бы взять, был уверен и в том, что любой город большевики могут превратить в крепость. В тот же день он с отрядом чекистов прибыл в Дмитровск-Орловский. На этом рубеже предстояло задержать бронированные гитлеровские полчища…

Глава 15

30 сентября — 1 октября 1941 года,

Орёл

«Все выше, и выше и выше Стремим мы полёт наших птиц!»

Ага. Вот прямо сейчас, бегом и вприпрыжку. Кто «стремит полёт», а кто — с этими самыми «птицами» сношается в особо извращенной форме: «уши в масле, нос в тавоте, но зато — в Воздушном Флоте». Так говаривал давно, ещё до войны, обрисовывая будущее нерадивых курсантов, Фёдор Иванович, зануда и сквернослов, зато настоящий военный пилот, хоть и в прошлом, а теперь — отличный инструктор и просто хороший человек. Поэтому начальство ему все прощало, а курсанты-девушки были попросту в него влюблены. И она, Маринка, тоже… ну, самую малость. Что же до грубости — этим её не отпугнешь. Всю жизнь рядом с железнодорожниками, а они ещё и похуже сказануть могут, особенно если подвернешься под горячую руку.

В который раз за последние недели вспомнилась ехидная инструкторская поговорка — и снова стало обидно до слез. Не помогли ей ни полученное в тридцать второй школе — говорили, одной из лучших в городе! — среднее образование, ни усидчивость на занятиях и целых восемь часов налёта в осоавиахимовском аэроклубе, где посчастливилось впервые подняться в небо. Усталый, как будто бы ко всему на свете уже безразличный районный военком раз и навсегда определил Маринкину судьбу. «Без приказа женщин… да каких женщин! Девчонок сопливых!.. — зашелся надсадным кашлем и отрезал со злостью: — Короче, в бой вас я не пущу. И никто не пустит! Хоть с самим секретарём райкома комсомола ко мне приходи». Знал ведь уже, наверняка знал, что райком уже закрыт — кто на фронте, кто в истребительном отряде. Ну да Маринка и сама не лыком шита!..

Все, чего удалось ей добиться в сорок пятый ежедневный визит, — так это первого и единственного сочувственного взгляда и подписи на заявлении о добровольном вступлении в ВВС РККА.

Она сразу почуяла подвох. И правильно почуяла. Ни быстрого истребителя, ни грозного бомбардировщика, ни даже тихоходного транспортника на долю Марины Полыниной не досталось. А достались ей служба в роте аэродромного обслуживания в родимом Орле да нечаянные «радости» ремонта ушатанных поколениями аэроклубовцев У-2 и чуть менее измученных жизнью УТ-2. Что таить: и подковырки ротных остряков достались

тоже.

Собрался у них народ всё больше степенный, семейный, однако любители проехаться насчёт миниатюрности Маринкиного теловычитания и неловкости в работе с вверенной матчастью нашлись. Хотя Полынина и была единственной в роте девушкой, но никаких сальностей ей слышать не случалось: в первую очередь из-за того, что дядьки-запасники были наслышаны об её военкоматовских мытарствах и прониклись уважением к упорству «мелкокалиберной девахи». Кроме того, что-то вроде шефства над Мариной взял на себя Егор Перминов, красноармеец аж девятьсот второго года рождения, бывший ЧОНовец, участник Гражданской, немало погонявший и банды кочи в освобождённом Закавказье, и басмачей в Туркестане… Так уж сложилось, что комиссованный из рядов по ранению бывший боец эскадрона особого назначения осел на жительство в Орле, где устроился смазчиком на «железку». Там он и задружился с отцом Марины, бывшим пулемётчиком команды бронепоезда «III Интернационал» Одиннадцатой Красной армии.

С началом войны старый солдат добился в военкомате медицинского переосвидетельствования, и, в конце концов, был признан ограниченно годным по здоровью и подлежащим призыву в тыловое подразделение. Таким подразделением и стала ближайшая к городу рота аэродромного обслуживания. Дядька Егор глядел на девчонку строго, но, случалось, и в работе помогал, и трепачам окорот давал.

Да Маринка и сама на шутки не очень уж обижалась. Чего она, в зеркало себя не видела, что ли? Понимала: трудно сдержать улыбку, когда ты видишь эдакую тоненькую куколку, одетую в гимнастерку, где между воротником и шеей можно кулак продеть, а в каждую штанину защитных шаровар — засунуть обе ноги разом? У каптера нашлись ей по размеру только пилотка со звёздочкой да солдатское белье — две пары бязевых рубах с мужскими подштанниками. Предметы дамского туалета, как он сразу же предупредил с нарочитой суровостью, концепцией вещевого снабжения Красной Армии не предусматривались. Маринка спорить не стала, хотя знала, что были на снабжении и форменные платья, и юбки. Но это ж для комсостава! А она, красноармеец Полынина, для платья чином не вышла, а юбок на складе попросту не оказалось. Ну да и шут с ней, с юбкой: строевой-огневой подготовкой в ней заниматься не очень-то удобно, а уж ползать по-пластунски на КМБ или возиться в авиационном движке, до половины залезши в капот самолёта, — вовсе стыдоба!

Впрочем, с приведением обмундирования в божеский вид Марина справилась быстро: два вечера при свете керосинки подпарывала-ушивала-отглаживала примитивным рубелем свою солдатскую одежонку. Даже безразмерный рабочий комбинезон старого образца с чёрными костяными пуговицами на её фигуре больше не смотрелся как провисший на березке парашют, а выглядел вполне аккуратно. Вот только обувь… Хоть и сильна, хоть и славна Красная Армия, хоть и много у неё самолётов, танков, пушек — а всё ж таки не хватает у неё казённой обуви на ногу тридцать второго номера… Самые малоразмерные ботинки, которые удалось отыскать каптеру, оказались тридцать восьмого и выглядели на Маринкиных ножках как полуметровые игрушечные крейсера, продававшиеся в «Промтоварах» перед войной. Не побегаешь в таких, не промаршируешь — будто два утюга шаркают подошвами. И хоть в лепешку расшибись, хоть в блин раскатайся — нет на аэродроме никого, владеющего сапожным искусством! Некому Марине в такой беде помочь… Вот потому и носила поначалу красноармеец Полынина, с разрешения комроты, разумеется, во внеслужебное время, парусиновые «тенниски», в которых явилась в военкомат.

Увы, вечных вещей не бывает. Так что ничего удивительного, что к концу сентября месяца девичья обутка полностью развалилась: удивительно, что этого не случилось раньше. Тем более — осень, сыро-холодно-тоскливо… Оттого-то доброволец Полынина, 1919 года рождения, и пошла на воинское преступление, за которое по военному времени ей светили бо-о-ольшие неприятности, самовольно покинув расположение части, или, говоря по-простому, свалив в самоход.

Казалось — ну что такого! От аэродрома до дома всего несколько километров: за полтора часика пробежать знакомой обочиной, хоженой-исхоженой за время занятий в аэроклубе, со дна сундука достать мягкие праздничные козловые сапожки — наследство от покойной бабушки, переобуться, прихватить с собой ещё кой-какое бельишко, мыло, круглую коробочку зубного порошка и баночку гуталина… И тем же быстрым темпом вернутся домой ещё до того, как боец на тумбочке заорет на всю казарму «Р-рёт-та! Падыём! Вых-хади строится!» Делов-то!..