На острие истории

Тарханов Влад

Капитан Тумачек командовал 312-м отдельным танковым батальоном 44-й дивизии. Это был грамотный, толковый танкист, начинавший свою службу курсантом в той же самой 44-й стрелковой дивизии. В 36 лет стал капитаном и принял под командование танковый батальон. Пока шли эшелонами до Ленинграда, всё было как всегда. Погрузились, укрепили танк на платформах, чай не впервой. Петр Валерьянович технику свою холил и лелеял. Конечно, по большому счету, половина танков, а броневиков и танкеток, так поболее половины будет, требовали капитального ремонта и обслуживания. Но был приказ грузиться. Кое-что подтянули, остальное решили по ходу дела исправить на месте, чай, дойдет техника, выручит, сколько уже прошла! Вот, весь польский поход прошли. И в нашей дивизии

процент отказа техники и поломок был самым низким в округе! Но в Ленинграде пришлось попотеть. При помощи железнодорожников на боковухи и лобовую броню навесили дополнительные экраны, чтобы усилить защиту, техники оперативно провели обслуживание танков, выявляя узкие места, заказывали и! ПОЛУЧИЛИ!!! нужные запчасти! Так с таким обеспечением и воевать можно! Насчет защиты капитан как-то сомневался, не хотел, чтобы его танк потерял в скорости, всё-таки легкому танку надо иметь маневр, это важнее брони… а брони, как известно, на танке мало не бывает! И все-таки сейчас, в самый нужный момент, в его распоряжении было всего десятка танков. Два из них, которые уже сейчас вызывали у капитана опасения, Тумачек оставил в резерве, типа КП дивизии охранять, а две четверки действовали, как и хотел командир, на флангах. И откуда командир знал, что будут такие проблемы с техникой и ее обслуживанием? Вот почему настаивал на таком количестве запчастей, фактически, двойной комплект от положенного по штату. Жаль, что мотор у танка слабоват, а то понеслись бы и по финским сугробам. А так нет – по дороге, даже сейчас, в снегу, танк терял свое главное преимущество – скорость и маневр. Вот так и маневрировали – вперед-назад, вперед – выстрел – назад – перезарядка… Ну не предназначен этот танк для прорыва укрепленных районов, ему оперативный простор нужен. Сейчас простор был – пусть и узко в дефиле, но простор был. И возможность пострелять по целям была. Командир еще в Важинаре настоял, чтобы боеукладка была полна фугасными снарядами, мол, с танками противника мы встретимся навряд ли. Так что сейчас не думай, стреляй!

Сейчас они поступали так, как им приказали: в последнее время капитан танкистов Тумачек в решениях комбрига Виноградова сомневаться перестал. Война, она война, ошибаться может любой, тем более в такой обстановке, но Он, командир, оказывался в который раз прав. Тут капитан увидел плюющуюся огнем пулеметную точку, быстро довернул башню, снаряд, огонь. Еще и еще, теперь назад… а зачем? Снаружи несколько раз вжахнуло в броню, так ему пулю не страшны, пусть и говорят, что броня противопульная, но все-таки! Откатился, сигнал мехводу, бросок танка вперед, остановка. Еще одна цель или это тот же пулемет, финны позицию поменяли? Какая разница. Еще три выстрела в быстром темпе. Была бы рация, могли бы, нет, кто-то еще помогает, вроде экипаж Семибрата? Или Горидзе? Горидзе справа, все-таки Семибрат.

И тут ударило крепко, посыпались искры – это приложило лбом… как следует приложило.

– Живы? Все живы?

А в ушах звенит… нет… чертовщина какая-то кто-ж по ним так пристрелялся, нету тут пулеметов крупняка, нету… Осторожно шевельнулся башнер, а вот и мехвод подает признаки жизни, ору:

– Миша, взад дуй, давай, только бокуху не подставляй, дуё. ё…ё…ё!

Докричался или тот и так все понял, но танк тронулся с места и отполз назад, за какую-то сосенку. Там заелозил, но мехвод быстро вырубил машину, не бал ей развернуться…

– Нас раззули! – орет, а сам, вижу, доволен, как черт, что только раззули. А что, гусянку натянул, и мы снова в бою… Только сволота эта финская все равно пытается нас достать. Тряхнуло еще раз, а потом … А потом там все накрыло! Отработали братки артиллеристы!

Вынырнули мы аккуратненько из коробочки, смотрим, мама дорогая! А побили нас! Это наверняка противотанковое ружье, вот никогда еще с этой байдой не сталкивался до сих пор. А ведь если бы не экран… Тут напротив мехвода торчит – в броню впилась… Этож нас бы прошило нах… Да! В чистом поле без мехвода расстреляли нас бы, как птичку в тире… Надо

будет комбригу выставить за спасение моего героического экипажа!

Снова и снова ударили артиллерией, снова заговорили миномёты, но на этот раз финны держались стойко. Тут моя дивизия понесла первые потери. И никакое алягеркомалягер утешением мне служить не могло. Возможно, что потери были бы больше, только встречный удар со стороны Суомассалми спас ситуацию. Финны начали отступать, стараясь отойти к парому, не зная, что там путь отрезан. Вот тут, в преследовании врага, легкие танкетки оказались более чем кстати. Они практически не вязли в снегу, им эта импровизированная дорога что шоссе, так что разгром оказался полнейшим. Очень удачно отряд Отдельнова прорвался к Хаукиперя, разгромив штаб финской группы, а полковник Сииласвуо попал в плен, раненый разорвавшейся миной.

Виктория! Поле боя осталось за нами.

Глава двадцать первая

Вот и проблемы нарисовались

– Мария Львовна, я ждал вас, спасибо, что пришли. – Была почти ночь, и я не был уверен, что ординарца не послали куда подальше.

– Добрый вечер, товарищ комбриг.

– Мы не в боевой обстановке, Алексей Иванович.

– Мне сказали, что вам плохо. На что жалуетесь? – так и не понял, я все еще товарищ комбриг или уже Алексей Иванович? Кремень, а не женщина!

– На вас, Мария Львовна, почему вы скрыли, что перед тем, как попасть к Мелигуеву (начальнику подвижного госпиталя 44-й дивизии) вы трудились в институте экспериментальной медицины?

– А серьезно? Или мне идти?

– Да вот, сердце, стучит и колотит, кажется, даже с перебоями, кажется, это вы называете «тахикардия».

– Раздевайтесь, мне надо вас осмотреть. – И молодой доктор вытащил трубочку для прослушивания сердца и легких. Надо бы фонендоскоп изобрести, что ли. И не спросишь, совсем раздеваться или чуть-чуть, женщины ЭТОГО времени таких шуток не понимают, можно и в зубы получить.

Она простучала меня, прослушала, заставила лечь, повернуться на бок, все это происходило в полнейшей тишине, понимая, как ей неудобно меня прослушивать я старался производить как можно меньше шума.

– Тоны глуховаты, вам сердечко поберечь надо, Алексей Иванович, (!!!!! – я внутри немножко ликовал). Я дам Мише капли, будете пить по 30 капель три раза в день.

– И что вы мне даете? А вдруг какой яд? – иронично выгнутая бровь в ответ, нет, все-таки соизволила.

– Это спиртовая настойка корня валерианы, как раз успокоит нервы, и тахикардия должна уйти, вам полежать надо, отдохнуть, ребра не болят?

– Ай! – невольно вырвалось из меня, когда женская, но жесткая рука молодого врача (ну не могу я называть ее врачихой! Не могу!) прошлась по ребрам.

– И еще, не радуйтесь, что настойка спиртовая. Вам бы от алкоголя надо воздержаться. Сердечку опять же легче будет…

– Спасибо, Мария Львовна, а вы можете оказать мне еще одну услугу?

– Какую? – она смотрит на меня строго, как на расшалившегося паренька. Ну да, интим не предлагать! Ага! Сейчас будет тебе… разрыв шаблонов… Но надо… надо… сколько жизней спасти, может быть, получится…

– Вы знаете доктора Ермольеву [46] , она ведь в вашем же институте работала?

– Зинаиду Виссарионовну? Так из-за конфликта с нею я и ушла из института. Жесткая женщина, слишком, а я ее плесень неуважительно назвала, огребла по самое… бросила в запале, а теперь да, жалею, только…

И она замолчала, смущенная и даже умудрилась немного покраснеть. Вот они, докторицы, видом голого мужика не испугать, а упоминанием о конфликте можно смутить и еще как!

46

Зинаида Виссарионовна Ермольева – выдающийся ученый и врач. Создатель первых отечественных антибиотиков. Лауреат Сталинской премии (прим. автора).