На перекрестках судеб
Шрифт:
– Знаем мы твои умыслы, – подмигнула Валентина сыну. – Лишь бы по-твоему.
– А вот и нет! – перешел на сторону отца Алик. – Папа для всех старался. Тут вообще – суперски! И банька, и речка, и ягоды! Разве у нас такие водятся? Во – как табуретки из травы выглядывают!
– Ягоды не водятся, а растут, – улыбнулась сыну Валентина. – Это звери водятся. И рыбы, наверное…
– Кстати, о зверях, – воодушевился Осман, – на охоту пойдем?
– Вау!
– Я тебе покажу: вау! Никакой охоты. Нечего на глазах у
– Милая! Я про фотоохоту. Я же Алику накануне фотоаппарат купил. Забыла?
– Вау!!! Точно! Я сейчас вас щелкну! Надо же! Забыл! А столько снимков можно было уже сделать! Па, завтра опять баньку натопим. Хочу поснимать, как мы там бесимся… – Алик взлетел на лестницу, ведущую в его комнату, и исчез за дверью.
– Вот это местечко! Сын напрочь позабыл о всех своих новомодных штучках! О приставке даже не вспоминает. Телефон как оставил в чемодане, так до сих пор не вытаскивал. Теперь вот фотоаппарат…
– Чему удивляться – парень весь день на свежем воздухе. Потом поест и сразу засыпает. А ты говорила: зачем ехать? Да тут от одного воздуха долгожителем станешь!
– Если бы время жизни зависело только от воздуха… – пожала плечами Валентина, разливая по чашкам чай, – а вообще-то мне здесь нравится. Но, учти, Индию никто не отменял!
Осман поднял руки вверх:
– Сдаюсь! А если честно, то и в мыслях не было! Слово свое я держать привык…
– Да, знаю, знаю! Просто вредничаю немножко…
Женщина прижалась к мужу. Так бы сидеть и сидеть. Всю жизнь! Слушать, как поет в углу сверчок, как накрапывает по крыше дождь, как возится наверху сын. Ощущать тепло любимого тела под тонкой мягкостью фланели. Чувствовать биение любимого сердца. Видеть волнующее свечение любимых глаз…
– А вот и я! Ну-ка, все вместе: чиззз! Готово! Ой, нет, самовар не вместился! А надо бы с самоваром! Мам, левей давай. И сушки повесь на грудь. Для куража. Суперски! А теперь меня! Вот тут, под рогами…
Фотосессия затянулась до позднего вечера. Алика будто прорвало: и здесь давайте сфоткаемся, и там. И в родительской спальне, на огромной, застеленной вязаным пестрым покрывалом кровати. С горой подушек и настоящей медвежьей шкурой в изголовье. На чердаке, среди душистых связок сухих трав, старинной утвари и слюдяных окошек под самым потолком.
Потом он буквально выволок родителей на резное крыльцо, заставил зажечь керосиновую лампу, взять в руки вилы…
Первым не выдержал отец, наотрез отказавшийся позировать под проливным дождем, сидя на облучке старой повозки:
– Уволь, любимый, все остальное – завтра. Или послезавтра.
– Ну, папа!
– Уволь, сказал. И потом, завтра мы идем в лес, потом катаемся на моторке по реке. Вдруг не хватит памяти у твоего аппарата?
– Ты что, флешку запасную не взял? – брови Алика сложились
– Кто же знал, что тебя так понесет? А флешку я в багаж запаковал. У нас Индия впереди…
– Вот и славно, – Валентина прижала ребенка к груди. – Завтра в лесу получатся замечательные снимки. Потом их все пересмотрим и неудачные удалим.
– Точно! – обрадовался Алик. – А ты говоришь: места не хватит! У нас с мамой все схвачено! Давайте, последний кадр, что ли! У туалета! Мои в классе обзавидуются – такой раритет!
Последний кадр плавно перешел в десяток дублей.
– Мам, а чай остыл давно! – поморщился Алик, отпивая глоток. – Погреешь?
– Как я могу отказать своему любимому мужчине? Тем более, поужинать-то мы так и не успели с твоей фотосессией.
– Не с моей, а нашей! – резонно возразил сын, принимаясь лакомиться творогом всухомятку.
И с аппетитом в этих местах полный порядок.
Потом они долго сидели у огня – ночь выдалась прохладной. Алик читал вслух стихи Пушкина – на лето будущему третьекласснику задали прочесть гору книг. А Валентина наслаждалась тихим семейным вечером. И отгоняла непонятную тревогу, засевшую в сердце с полудня. С чего бы? Вроде бы все хорошо. И впереди маячило пять дней такой понятной и простой жизни.
«Может, плюнуть на эту Индию и остаться на весь отпуск на крутых Валюшинских берегах? Ничего не выдумывать, ничего не ждать, просто жить и быть счастливой? И пускай себе тянется эта неспешная жизнь до бесконечности! А что? Подумаю над этим на досуге», – Валентина улыбнулась Алику и своим мыслям.
– А, нравится? – прошептал ей на ухо всевидящий и всеслышащий господин академик. – А я говорил…
– Тсс… пусть читает, – ответила она, плавясь в тепле любимого взгляда.
Потом читал Осман, мерно почесывая засыпающему Алику спинку. Валентина убирала со стола, покачивая головой в такт пушкинским строкам.
Потом они долго стояли на крыльце. Слушали дождь. Смотрели на небо. Целовались до головокружения. Снова слушали. Снова смотрели. Снова целовались…
– Звезды… – удивилась Валентина, запрокидывая голову. – И много как! Целые россыпи! Откуда?
– Так дождь прошел… – дыхание Османа щекотало ей ухо.
Такого томления Валентина, кажется, не испытывала ни разу в жизни! Только бы он не прекращал. Говори же! Говори…
– Смотри, видишь?
– Ммммм…
– Не там, чуть левее…
– Ммммм…
– Это Сатурн… а чуть ниже – Меркурий. Скоро начинается парад планет. Хотелось бы полюбоваться.
– И что это за ерунда? Они что, выстроятся по прямой? Но где та прямая?
– Зришь в корень, моя радость, – Осман прижал жену покрепче, отчего у той сразу пропал интерес к теме разговора.