На переломе веков
Шрифт:
Так что все вроде бы развивалось нормально. Но надо мной, да и над всей Маньчжурией витала тень скорой войны. На 1904 год я уже не рассчитывал. Информация, которая приходила мне по линии Бурова и Канареева, явственно показывала, что война разразится раньше. Намного или нет — не знаю. Японцы лихорадочно вооружались, и это не было секретом ни для кого. Курс на конфронтацию с Российской империей они взяли с 1895 года, когда Тройственная интервенция заставила их отказаться от аннексии Ляодунского полуострова как раз с теми самыми портами — Порт-Артуром и Дальним, которые сейчас пребывали под нашей рукой. А когда мы в 1897-м забрали их себе, желание поквитаться стало просто нестерпимым. Настолько, что в Японии была объявлена политика «Гасин-сётан», [34] направленная на создание мощной армии и могучего флота, в первую очередь нацеленных против России, даже и за счет резкого снижения уровня жизни. А явно выраженное и к настоящему моменту поддержанное Россией стремление Кореи уйти под русскую руку вообще привело японские правящие круги в бешенство. Япония была крайне бедной на ресурсы островной страной. Ей жизненно необходимы были колонии. И первой из таковых они издревле считали Корею…
34
«Гасин-сётан» —
Вообще-то, разобравшись с ситуацией, я понял, что Россия просто никак не могла избежать войны с Японией. После Реставрации Мэйдзи Япония начала стремительно превращаться в главного восточного хищника. Нет, японцы и ранее не отличались благонравием, поэтому ближние государства на протяжении всей своей истории жестоко страдали от подобного соседства. Но раньше они находились приблизительно на одном технологическом уровне, а после Реставрации Мэйдзи это равенство осталось в прошлом. Япония резко вырвалась вперед, и теперь рассматривала соседей как свою законную добычу. Тем более что сама Япония обладала чрезвычайно скудными ресурсами по всему списку — от земли, пригодной для сельскохозяйственного производства, до железной руды и угля. Без внешних источников ресурсов, причем получаемых по самым дешевым, по существу грабительским ценам, Япония должна была вскоре просто задохнуться. А она не собиралась этого допускать. И потому изо всех сил, разрывая жилы, вооружалась и готовилась…
Вечный круговорот. Сначала кузнец выковывает более совершенный меч, потом воин с этим мечом идет на соседа и отбирает у него пищу и железо, которыми снабжает кузнеца, а тот взамен кует для воина еще более совершенный меч. Так было, есть и будет. И попытка вырваться из этого вечного круговорота никогда не приводила ни к чему хорошему. Китай являл тому наглядный пример. Его кузнецы отстали… Япония же не желала становиться вторым Китаем и не видела никакой возможности избежать этого, не ограбив своих соседей. Да и не хотела видеть. Не в нынешнем японском менталитете искать иные пути, если можно взять свое силой. Ни одна держава, даже сильнейшая из всех — Великобритания, не могла остановить Японию на этом пути. Слишком далеко британцы были от потенциального театра военных действий. Слишком дорого обошлась бы доставка сюда военных сил и их снабжение. Слишком уязвимы были пути доставки. Пограбить вместе — да, несомненно, тем и занимались. Заставить Японию слегка потесниться и поделиться, то есть где-то и в чем-то ограничить и пересмотреть собственные аппетиты, — тоже да. Но вот остановить… Только одна из всех европейских держав могла бы сделать это. Та, у которой именно здесь проходила ее собственная граница, — Россия. Со всеми остальными Япония справилась бы. С кем-то быстро и просто, с кем-то долго и трудно, но справилась. В конце концов, японские пираты держали в страхе Желтое, Японское и все ближние моря уже много столетий, а уж теперь-то, когда им в руки попали современные броненосные корабли с дальнобойными пушками…
Столкновение между нами и Японией было совершенно неизбежным. Вопрос лишь в том, кто победит и какой ценой. Ибо поражение России из текущего момента представлялось очень маловероятным и совершенно не фатальным, а поражение Японии означало ее полный крах, что порождало в японских руководящих кругах бешеную мотивацию на победу. И это казалось мне самым опасным. Не будучи специалистом, все-таки рискну предположить, что и в другой реальности Россия была заметно сильнее Японии. Пусть не настолько, как сейчас, но сильнее. Однако проиграла. И я не мог бы дать руку на отсечение, что предпринятых мною усилий будет достаточно для того, чтобы мы сумели преодолеть это стальное японское стремление к победе.
Что ж, оставалось только ждать и надеяться.
Глава 3
— Вашскоблаородие!
Капитан первого ранга Сергей Мефодиевич Брилев-второй вынырнул из сна и оторвал голову от подушки. Над ним склонился вестовой.
— Что там, Потап?
— Дык это… ри… ну, значить, грамму принесли. Его блаародие мичман Штыров, значить…
Брилев откинул одеяло и сбросил ноги вниз, сев на кровати. После чего бросил взгляд на часы. Пять тридцать. Вот черт, значит, что-то важное. Мичман Штыров, командир БЧ-4, был нынче дежурным по радиостанции, и то, что он лично принес радиограмму, ни о чем не говорило. Но сам факт, что ради этой радиограммы разбудили командира…
— Сейчас… — хриплым со сна голосом отозвался капитан. — Скажи — пять минут. И это, мундир подай.
— Эт мы счас! — Вестовой тотчас прянул к двери капитанской каюты. — Эт мы сей момент!
Потап, старый матрос, потерявший во время перехода через Индийский океан четыре пальца на левой руке, перевелся на «Гридень» вместе с Брилевым-вторым, назначенным на крейсер капитаном с «Алмаза», флагманского корабля «золотой» эскадры генерал-адмирала. На «Алмазе» Брилев-второй был старшим помощником. Вернее, на том крейсере он прошел путь от четвертого штурмана до старпома. И всегда считал, что ему очень повезло. Потому что «золотая» эскадра была самой плавающей во всем Российском флоте. Нет, и сам Российский флот плавал много. Во всяком случае, поболее того же французского или немецкого. Такова была политика генерал-адмирала — он считал, что лучше пусть во флоте будет два корабля вместо трех, но их экипажи должны быть подготовлены так, чтобы в бою иметь возможность заменить эти три корабля. Потому Российский императорский флот плавал, стрелял, ремонтировался, а затем снова плавал и стрелял. За время службы практически каждый матрос, не говоря уж об офицерах, как минимум один раз принимал участие в операции по замене стволов орудий Главного калибра и в каком-либо среднем ремонте машин и механизмов со вскрытием палубы. Но генерал-адмирал также считал это не просто неким полезным опытом, а неотъемлемой частью подготовки любого матроса и офицера. Мол, экипажи обязаны знать свои корабли не только «снаружи», но и «изнутри». Все военно-морские базы Российского императорского флота были оборудованы ремонтно-восстановительными мощностями, которые в любом другом флоте непременно сочли бы избыточными. Но при той интенсивности эксплуатации кораблей, какой отличался русский флот, их едва хватало. Естественно, при таком подходе затраты на годовое содержание корабля превышали таковые
Однако даже и на этом фоне самого плавающего флота в мире «золотая» эскадра выделялась тем, что плавала еще больше. Сергей Мефодиевич застал времена, когда на каждый крейсер «золотой» эскадры назначали по два экипажа. Как их еще называли — «правый» и «левый». Откуда пошло такое название — никто точно не помнил, на флоте ходило много баек, а суть наличия двух экипажей была в том, что каждый проводил на крейсере по полгода. Большую часть этого времени (от четырех до пяти месяцев) крейсер, как правило, был в море — в походе в Трансвааль, на севера, Дальний Восток либо куда еще, или участвовал в регулярных учениях на Балтике, а на худой конец, в Маркизовой луже. Вторую же половину года экипаж проводил на берегу, в казармах на базе, отдыхая, занимаясь учебой либо просто оказывая помощь в очередном ремонте собственного крейсера. В это же время офицерам, кондукторам, обер-офицерам и отличившимся матросам предоставлялись отпуска… Правда, так продлилось недолго, всего около пяти лет, — потом число кораблей в русском флоте настолько возросло, что на каждый опять стало приходиться по одному экипажу. Но те времена Брилев-второй вспоминал с ностальгией. Во всех отношениях. Ибо и позажигал он в ту пору, пришедшуюся как раз на его мичманство и лейтенантство, неплохо, поскольку при «базовой» дислокации экипажа свободного времени у офицеров вечерами оставалось много, и в получении знаний и навыков, необходимых военному моряку, также продвинулся. Ну да что говорить, если, например, в период «базовой» дислокации их «правого» экипажа курс радиодела им читал сам изобретатель радио Попов, а артиллерийский курс — офицеры ГАУ и МТК. И ведь не только офицерам читали, а вообще всем, и матросам в том числе. А потом, когда наставала их очередь принимать корабль и выходить на нем в море, все полученные знания и умения, которые отрабатывались на установленных в классах и на учебных площадках тренажерах, закреплялись и шлифовались в дальних походах. За тем же трансваальским золотом, например…
— Ну что там? — спросил Брилев-второй, выйдя из каюты и кивком поздоровавшись с мичманом.
Командир БЧ-4 был молод для такой высокой должности, но и заведование у него было самое малочисленное. Под его началом находились две корабельные радиостанции — основная и резервная, а также команда сигнальщиков. Вообще, на новую организацию корабельной службы по боевым частям и службам флот перешел только три года назад. По инициативе генерал-адмирала. Поначалу все, и сам Сергей Мефодиевич, ворчали — мол, глупости всё и заумь ненужная. Но, как вскоре выяснилось, на тех кораблях, чьим командирам это ворчание не помешало быстро переформировать экипажи по спущенным сверху новым штатам и развернуть учебу согласно новому штатному расписанию, показатели пошли вверх. Небыстро, но вполне заметно для начальственных глаз. А вот у тех, кто упрямо цеплялся за привычное, проведя реорганизацию чисто формально, на бумаге, спустя некоторое время начались проблемы с продвижением по службе. Например, многим офицерам, служившим на кораблях, возглавляемых капитанами-консерваторами, стали задерживать присвоение очередных званий, несмотря на то что они уже выплавали необходимый ценз. [35] Так что вскоре даже тем, кто это нововведение не принимал сердцем, пришлось внедрять его на деле, а не формально. Тем более что оно доказало свою эффективность. Впрочем, возможно, дело было не столько в самой реорганизации, сколько в том, что таким подходом отличались офицеры инициативные, деятельные, открытые новому. А у таких дела всегда идут лучше, чем у других. Ну что ж, значит, эта реорганизация посодействовала тому, что более инициативные люди слегка продвинулись вверх, на очередной шажок обойдя безынициативных. А это неплохо в любом деле. И такие шажки, благодаря генерал-адмиралу, в русском флоте совершались довольно часто. Сегодня Российский императорский флот представлял собой совсем не ту организацию, в которую Сергей Мефодиевич поступал, подавая документы в Морской корпус. И этот флот ему нравился куда больше прежнего… Как бы там ни было, к настоящему моменту реорганизация на флоте уже практически устоялась.
35
Морской плавательный ценз — время, которое должен был проплавать офицер для присвоения ему очередного воинского звания или назначения на соответствующую должность. Введено с целью избавления Военно-морского флота от офицеров, много лет не плавающих и не состоящих на строевой службе.
— Телеграмма из нашей миссии в Сеуле, — сообщил Штыров. При этом голос его слегка дрогнул.
Брилев-второй посуровел лицом и протянул руку за бланком. Когда он быстро пробежал взглядом написанные мичманом от руки кривые строчки, его сердце дало сбой.
— Как это… Подробности сообщили?
Мичман мотнул головой. Капитан первого ранга крепко стиснул зубы, чтобы не выругаться, а затем молча развернулся на каблуках и стремительным шагом двинулся к трапу, ведущему в ходовую рубку.
Появившись на мостике, Брилев-второй выслушал доклад вахтенного офицера, которым в этот час был второй штурман лейтенант Белли, и, подойдя к боковому иллюминатору, некоторое время смотрел на огни порта Чемульпо, где его крейсер находился в качестве стационера. [36] Чемульпо являлся портом столицы Кореи — Сеула, так что иностранных кораблей здесь было достаточно. Вон светятся в предрассветном сумраке огни американского крейсера «Филадельфия», чуть дальше — британского «Эклипса», а еще дальше виднеются мачты итальянского стационера — «Калабрии», французского — «Фрианта» и единственного корейского боевого корабля на этом рейде. Хотя назвать последний полноценным боевым кораблем у капитана первого ранга язык бы не повернулся.
36
Стационер — корабль, постоянно находящийся на стоянке в каком-либо иностранном порту или на службе в определенном районе.