На переломе веков

Злотников Роман Валерьевич

А землемер кивнул:

— Ну ладно, выгружайтесь. Мне еще обратно возвращаться. Завтра жди, твою ссуду начнут привозить.

— Дык хорошо бы! — Отец суетливо бросился к телеге, на которой был свален их небольшой скарб…

До здешних мест они добрались лишь к осени. Поначалу отец пытался пристроиться в городе, перебиваясь случайными заработками, но к сентябрю окончательно понял, что с такой обузой, как семья, ничего не получится. И рискнул-таки поверить вербовщикам из странной конторы, зазывавшим переселенцев куда-то в далекие дали и обещавшим просто чудесные условия. Это-то и останавливало. Крестьянина же завсегда обманывают…

Ехать пришлось долго и уже по холоду. Так что младшенькая

простудилась и померла. Ну а как приехали, их расселили в огромные бараки и велели дожидаться весны. А покамест ходить на занятия, которые вели какие-то студенты. Отец было решил на это плюнуть, но когда прошел слух, что за хорошие оценки на этих занятиях будут платить, да еще по весне их итоги учтут при распределении земли и очередности расселения, загнал на учебу не только старшего сына, который подходил по возрасту, но еще и жену, несмотря на ворчание таких же, как и он, мужиков-переселенцев о том, что «неча бабам грамоте учиться, голову лишком забивать». Ну а Митяй все время рядышком вертелся. И даже сумел заработать пять копеек, первым бойко ответив на какой-то вопрос. Студент рассмеялся и торжественно вручил мальцу монету. Конечно, на фоне остальных членов семьи, кои за зиму заработали ажно четыре рубля и еще три гривенника, это было не шибко заметным достижением, но и Митяя-то никто в тот момент за ученика не держал… Рвение ли такое сказалось, либо еще что, но по весне их семья оказалась в числе самых первых счастливчиков, которых отправили на поселение, на выделенные им земли. Так они и очутились в этом голом и пустом распадке.

Разгрузились быстро. До вечера поставили казенный шатер из толстенной мешковины, или как там называлась эта материя, и установили в нем казенную же чугунную печку. Их, после того как семья обустроится, надлежало вернуть. Либо, ежели придут в негодность, — оплатить. А стоили шатер и чугунка вместе — страшно подумать — аж сорок рублёв! Отец по первости даже брать их не хотел. А ну как те, кто будет потом принимать, придерутся и заявят, что он сдает вещи негодные? Это ж сорок рублёв! Но его убедили взять. Ночи-то были еще холодные, по утрам всё в инее, да и дожди здесь дюже шибкие. А ежели вообще мороз ударит? Так и помереть недолго… Два мешка угля привезли с собой. Это и составило основной скарб, загруженный на телегу землемера. Своего-то было всего ничего.

Ночью Митяй несколько раз просыпался и видел отца, неподвижно сидевшего у печки и смотревшего на огонь. Видно, опасался, что угорят… Впрочем, возможно, глава семьи не спал не только и даже не столько поэтому — он мучился вопросом, не совершил ли ошибку, сорвав семью с насиженного места и отправившись куда-то на край земли, в глухую степь. Нет, зиму-то они пережили неплохо, во всяком случае неголодно, а вот как оно теперь-то повернется…

К обеду следующего дня прибыли несколько возов с кирпичом. В каждой упряжке было по два громадных жеребца, с легкостью тянувших тяжело нагруженные телеги.

— Хозяин! — зычно окликнул главу семейства крупный мужик, ехавший на облучке первой телеги вместе с возчиком.

Митяев отец, испуганно пялившийся на возы, как услышал это обращение, тут же приосанился.

— Хозяин, вопрос тут к тебе имеется. — Мужик спрыгнул с облучка и подошел к отцу. — Никифор я, Голеватый. Артельный строительный. Ты какое подворье ладить хочешь — времянку или доброе?

Отец озадаченно почесал затылок:

— А времянка — это как?

— Ну, времянку мы тебе за три дни сварганим. И на нее вот этого кирпича, что возы привезли, вполне хватит. А ежели доброе — так нам не меньше двух недель провозиться придется. Да еще и кирпича в пять раз более на то уйдет. Зато и дом зимой промерзать не будет, и лошадей, когда сильно холодно, укутывать не надо будет. Да и вообще простоит все, пока

сам перестраивать не соберешься. А времянка дай бог года три продержится. Да и промерзает она зимой дюже. В сильный мороз вокруг печки жаться будете. Зато и стоит всего ничего.

— А… это… — Отец замялся.

— Не бойся, крестьянин, — усмехнулся мужик, — твоей ссуды на доброе подворье вполне хватит. И на остальное останется. Тут такие люди всё считали — куды нам… Но тебя я спрашиваю, потому как вы у нас — первые. Остальным-то всем времянки ставить будем, а то за лето не успеем всех обустроить.

Отец еще пару мгновений раздумывал, а потом сорвал с головы старый, драный треух и жахнул его о землю.

— Давай доброе!

Первой поставили конюшню, затем — фундамент под дом, потом — сарай. Едва поставили конюшню — пришла пара возов с черепицей. Так что крышу конюшни накрыли сразу же. А как накрыли, артельный посоветовал Никодиму Евсеичу перебраться с семьей из палатки в свежепостроенную конюшню. Мол, и от ветра лучше защищает, и конюшня от печки просохнет быстрее.

Как видно, тут все уже было отработано, потому что не прошло и трех дней после того, как они заселились в конюшню, а на подворье уже пригнали пару лошадей, запряженных в телегу, на которой лежал сельхозинвентарь. Все привез уже знакомый землемер.

— Вот, хозяин, принимай, что положено. И пойдем, покажу тебе, где твоя земля кончается. Завтра приедет агроном, скажет тебе, где и что сеять, — и можешь начинать пахать.

Отец закивал. За зиму грамоте научились все, кто был старше Митяя. Кто едва-едва, а кто и вполне сносно, так что ссудный договор отец прочитал самолично. И все его условия запомнил назубок. Потому и не удивился. В ссудном договоре прямо было указано, что никакой воли в том, что сажать и сеять, здесь у них не будет, покамест они со всеми долгами не расплатятся.

Агроном приехал не на следующий день, а через три. Отец за это время лично исходил весь положенный ему клин, время от времени останавливаясь, опускаясь на колени, раздвигая короткими, заскорузлыми от мозолей пальцами пожухлую траву и подкапывая горсть-другую земли. После чего подносил ее к лицу, нюхал, прижимал к щеке, чуть ли не пробовал на вкус. Так что, когда агроном приехал, отец молча его выслушал, задал несколько вопросов, понимающе кивнул, а сразу после его отъезда запряг обеих лошадей и выехал в поле. Когда он запрягал, было видно, что руки у него трясутся — за год изголодался крестьянин по пахоте-то…

Первый год пережили добро. Свежевспаханная земля, засеянная в точно рассчитанные и уже опробованные учеными сроки, да еще и отборным, специально подготовленным семенным материалом, полыхнула невиданным урожаем. Собирать урожай закончили, когда ночами уже начало прихватывать морозцем. Построенного амбара, который по весне казался излишне, просто невероятно большим, для урожая не хватило, и почти четверть собранного зерна осталась снаружи в мешках на жердях, поднятых на обломки кирпича, укрытая тем казенным шатром, где они ютились по весне. Однако по условиям ссудного договора половина урожая уходила на покрытие ссуды, так что отец не шибко нервничал. Скоро должны были прийти возы и забрать положенное на погашение.

Вместе с возами на подворье прибыл и ветеринарный фельдшер. Он осмотрел коней, вручил отцу какую-то банку и велел мазать ее содержимым бабки, после чего подписал у отца чек и собрался откланяться.

— Это… мил человек… — остановил его отец. — Вопрос у меня имеется.

— Слушаю, — несколько недовольно отозвался фельдшер. В отличие от землемера, который любил поговорить, он был дядькой молчаливым и внешне суровым.

— А где тут ярмарки устраивают?

Фельдшер окинул отца насмешливым взглядом: