На перепутье: Воительница
Шрифт:
Нет доказательств преступления. Ничего нет, кроме фотографии и моих собственных умозаключений. Суд не будет на них опираться, а если я полезу на рожон, окажусь под прицелом. Может, и не я вовсе, а близкие мне люди.
Потому мы старались не покидать отель, дожидались, когда Валери и Мэй улетят домой. Выходил в основном я, чтобы выгуливать Бонни. Но и в стенах отеля нам скучать не пришлось. Ночные посиделки в номере, совместный просмотр фильмов, плескание в бассейне, посещение фитнес-центра, вечерок в баре в компании Наари и Валери, пока Мэй нежилась в кроватке, а Бонни охраняла
Дни пролетели быстро, но оставили столько впечатлений, что при мысли о скором расставании с родными становится невыразимо тяжело.
Завтра. Уже завтра моя милая Валери, малышка Мэй и обожаемая Бонни улетят туда, где я запретил себе появляться. Проводя с ними время, я забывал о расследовании и просто наслаждался. Этого времени мне будет не хватать, но их безопасность дороже моих желаний. Кто знает — может, закончив с делом, я переступлю через себя и ради семьи вернусь в Корею. Не к отцу, а к тем, кого действительно считаю семьей. К тем, по кому скучаю уже сейчас.
Хотя сейчас по большей части я волнуюсь... Нет бы посидеть еще вечерок в отеле — завтра вылет, ранний рейс. А неугомонная Валери решила провести последний денек где-нибудь за пределами, как она выразилась, темницы. Ее выбор пал на открытый каток. Мол, что может случиться на катке, в центре города, здесь же столько народу...
Людей и правда много. И это пугает больше всего — проще затеряться, потерять друг друга. Наверное, потому я так крепко сжимаю ладошку Мэй, не обращая внимания на ее хмурое личико. Мы стоим у бортика, уже обутые в коньки, ожидая Валери и Наари, которые разминулись с нами и ушли к торговым ларькам то ли за варежками, то ли за шапочками...
Красота места не трогает меня, но немного успокаивает, и я уже не так часто всматриваюсь в лица прохожих.
Каток большой, под открытым небом. Над головами растянуты гирлянды, мигают разноцветные лампочки, навевая рождественскую атмосферу. Играет приятная мелодия, люди веселятся, катаются. Вот уж точно — елки не хватает в середине катка. Тогда атмосферы Рождества не избежали бы. Хотя еще только конец ноября.
— Мамочка с Наари! — мелкая дергает меня за рукав и тянет за собой.
Девушки идут к нам навстречу, но из них двоих только Наари забавно передвигается на коньках. Ходить на лезвиях дается ей с трудом, особенно после травмы, и это она еще на лед не встала... Отговаривал я ее долго — не послушалась, решила попробовать покататься, несмотря на то, что нога все еще болела и хромота была видна. Отнекивалась, все говорила, что боли не чувствует. Но я-то знаю, что она часто просыпается ночью именно из-за нее, вся в поту, тяжело дышит и подолгу сидит, сжимая пальцами ступню...
??????????????????????????
Когда такое случилось впервые, я дал знать, что не сплю, и поинтересовался, чем могу помочь. Такого жуткого ответа я не ожидал. Меня наградили ледяным взглядом, а затем оставили одного. Амазонка ушла спать в номер к девочкам, несмотря на то, что у нас были
— Что скажете? — сестра одаряет нас с Мэй обворожительной улыбкой и касается помпона белоснежной шапки.
Так вот зачем они ходили к ларьку: обе в одинаковых вязаных шапочках и белых стеганых жилетках, надетых поверх водолазок. Еще и волосы распустили... Со спины прямо две сестры.
— Вы такие красивые! — восхищенно протягивает мартышка, переводя взгляд с одной красотки на другую.
— Тебе я тоже, котенок, прикупила кое-что.
Валери достает из рюкзака красные варежки с вышитыми на внешней стороне снежинками и такого же цвета шапку с помпоном. Приодевшись, мелкая расцветает, как цветок под теплым солнышком, — хохочет, радуется, казалось бы, из-за такой мелочи...
— И ты, дядя кот, не остался без подарка, — усмехается сестра, и я сразу замечаю такую же хитрую улыбочку и на губах моей амазонки. — Будешь красненьким, как Мэй.
Валери быстро надевает мне на голову красную шапку с рисунком оленей и, отстранившись, уже не сдерживает смеха.
— Отлично, — натягиваю шапку на уши. — Сегодня я олень Санты.
— Ты помощник Санты, дядя, — мило поправляет Мэй и берет маму за руку.
— Не отставайте, — бросает та, быстро укатывая с мелкой подальше от нас.
Ну вот, еще не хватало потерять их на катке...
— Что нужно делать? — очень тихий и аккуратный вопрос. Растерянный взгляд впивается в меня, и я замечаю, как Наари сильнее сжимает пальцами перила, будто это единственная опора в ее жизни.
— Это не так сложно, как может показаться, — протягиваю ей руку. — Я помогу, не бойся.
Почему-то эти слова вызывают у нее улыбку. Она уверенно обхватывает ладонь и с той же уверенностью ступает на лед, но сразу поскальзывается. Я успеваю поймать, притягиваю к себе, а от ее решительности не остается и следа.
Дыхание у нее сбивается, глаза расширяются. Я вижу в них испуг, словно Наари оказалась в лапах опасности. Возможно, катание на коньках, как что-то новое и непонятное, и ассоциируется у нее с опасностью.
— Все хорошо, — говорю спокойно и почти на ушко, так, чтобы шепот прорвался через весь гул и девушка сосредоточилась на мне. Это срабатывает: удивительные глаза смотрят на меня. — Немного согни ноги в коленях и аккуратно продвинь одну ногу вперед, потом другую...
Держа ее за руки, откатываюсь назад. Пара попыток оборачивается провалом, но на третий раз у нее все получается.
— Отлично! Ты быстро учишься...
Нежная благодарная улыбка сияет на ее лице, от этого вздрагивает в каком-то жгучем волнении сердце. Никогда, наверное, к такому не привыкну. Любой намек на нежность, тепло — особенное тепло — поднимает в груди волны жара.
Какое-то время я не отпускаю теплых рук, сам качусь назад, утягивая девушку за собой. Ей больно. Больно наступать на правую ногу, напрягать ее. Хмурится, поджимает губы, но продолжает кататься, а вскоре и вовсе отпускает меня и пробует сама.