На первой полосе
Шрифт:
«Ложная тревога», — подумала Лиз.
Джоанна тяжело опустилась на банкетку. «Пусть ноги немного отдохнут». Она увидела, что ее подруги с беспокойством смотрят на нее.
— Здесь что-то жарко. В банкетном зале мне будет лучше.
Джоанна дала зарок сходить завтра к гинекологу. Ее тревожило, что беременность протекала так тяжело. Она бы хотела, чтобы у нее эти сорок недель прошли, как у других. У нее же, когда не тошнило — болела голова, когда не болела голова — болел живот, а если не болел, то кололо сердце, опухали лодыжки или руки. Нет бы все было нормально, как у большинства. Как бы не так!
Джордж ей обещал,
Она провела рукой по волосам, и бриллиант в один карат сверкнул на ее указательном пальце. Блеск алмаза напомнил ей о Джордже. Джоанна довольно улыбнулась. Она снова подумала о том, как ей повезло. Они всегда понимали друг друга с полуслова и знали, как доставить друг другу удовольствие. Ей нравилось его худощавое тело, а темно-русые волосы выглядели очень возбуждающе. Первые несколько месяцев они почти не вылезали из постели, а когда страсти немного поутихли, Джоанна поняла, что наконец нашла себе достойную пару. Правда, он не так остроумен и эрудирован, как она, но зато солиден и невозмутим. А эти качества она ценила — их начисто был лишен ее отец. Из-за пристрастия к азартным играм его поведение было непредсказуемо. Не было этих качеств и у первого мужа, который получал удовольствие только от ссор с ней.
Она смотрела в зеркало на своих подруг, наматывая на палец прядь волос и поправляя платье, сползающее с плеч.
— Мы уже столько времени вместе, и как же мы изменились. Сейчас мы выглядим так, будто сошли с журнальной обложки, — подумала она и поняла, что мыслит вслух.
Лиз повернулась к ней: — Постоянный уход за собой, дорогуша.
— Джо права, мы изменились, — сказала Катя. — Если сравнить нас с фотографией, что висит у меня в ванной, где мы стоим на балконе в Пальме, то в нас всё изменилось, кроме бровей.
— И поэтому мы их ощипали, как рождественскую индюшку.
— Помните, как мы все красили волосы в каштановый цвет?
При этом воспоминании все трое заулыбались.
— И совсем не было денег, так что приходилось брать друг у друга краску для волос, сумочки и даже нижнее белье.
— А помните мое голубое платье? — спросила Катя.
— Опять ты со своим голубым платьем, — ответили в унисон ее подруги.
Катя угрохала на это голубое платье недельную зарплату. Через три дня после покупки его одела Джоанна, которая приколола на грудь брошь с тупой иглой, чтобы вырез был поменьше, и на платье появились две большие уродливые дыры. Чтобы их скрыть, пришлось прицепить другую брошь, побольше, от которой появились еще две дыры, и так далее.
— Сколько лет тебе еще понадобится, чтобы ты забыла про это чертово платье и перестала нас изводить? — спросила Джоанна.
— Я хочу, чтобы вы знали, — ответила Катя, — что я за это на вас зла не держу. Просто помню этот случай, вот и всё.
Она наклонилась к Джоанне, держа в руке пуховку из коробки с пудрой, и легко провела ею по щекам подруги. — Так, по крайней мере, у тебя будет более здоровый вид, даже если ты себя неплохо чувствуешь.
— Я
Но подруги подозревали, что она притворяется.
— Не спешите, еще полно времени, — сказала Лиз.
— Кстати, я сегодня не смогу много съесть, даже если мне и захочется. Это платье такое узкое, что я, ребенок и еда — все вместе — туда просто не поместимся.
— Я тоже не смогу, — сказала Лиз. — Я слишком нервничаю.
Катя посмотрела на нее. — Конечно. Твой «обед» будет завтра.
Лиз на следующий день встречалась с боссом, Фергусом Кейнфилдом, канадским мультимиллионером, владельцем «Санди кроникл», о котором шли слухи, что он рыскает по всей Флит-стрит в поисках лучшей кандидатуры на пост нового редактора газеты. Завтра, пригласив Лиз на обед, он даст ей возможность в течение двух часов доказывать ему, что она — самый подходящий человек для этой работы.
— Как ты оцениваешь свои шансы? — спросила Джоанна.
— Пятьдесят на пятьдесят. Мне сказали, что этот человек больше любит женщин в горизонтальном положении. В данный момент он пытается приударить за редактором отдела моды.
— Ты хочешь сказать за… как ее там, за Николь Уэлсли? — спросила Катя.
— Да, он пытается, только эта вульгарная особа быстрее сама его ударит. Ха-ха.
— Не будь такой придирой, — вставила Джоанна, — ты ей просто завидуешь.
— Завидую? Слушай, — возразила Лиз, — я ничего не имею против ее личной жизни, но журналист должен посвящать, по крайней мере, двадцать пять процентов своего времени работе над текстами и художественным оформлением. А она же редко когда появляется в офисе, а при подготовке новых выпусков использует устаревшие материалы. Она всех нас позорит.
Катя наморщила нос.
— Проблема в том, что нам самим пришлось пробиваться — своим трудом, поэтому нас подобное раздражает.
Лиз тоже засмеялась.
— Я бы хотела, чтобы у меня спросили, — сказала она, — что у этих миллионеров есть такого, чего нет у меня?
— Подумай, Лиз, если бы у тебя были их миллионы, то тебе не пришлось бы так рано вставать по утрам.
— Поверьте, — ответила она, — я бы их потратила в первый же день до обеда. Но что бы стала делать вечером, я не знаю.
В двери дамской уборной появилась голова. Это была секретарша из отдела новостей «ТВ-Утро» — Джанин, известная своей лютостью.
— Осторожно, — прошептала Лиз. — Тамерлан вышел на тропу войны.
Джанин ощетинилась.
— Катя, Ее Королевское Высочество прибывает через пять минут. Нас приглашают к столу. Надо идти прямо сейчас.
Королевское высочество или не королевское, но Джоанна не решилась сразу же пойти в банкетный зал. Отлично зная, что такое выкидыш, сейчас она чувствовала, что внутри нее что-то происходит. Господи, неужели опять, думала она с тревогой.
— Извините, — сказала она подругам. — Мне опять нужно в туалет.
— Катя, ты иди, — посоветовала Лиз, смахивая рукой блестящую нитку с лифа своего сверкающего платья. — Я подожду здесь Джоанну.
— Ты уверена, что вам не понадобится моя помощь? — спросила Катя.
— Уверена, спасибо. Иди, мы еще увидимся.
Открыв стеклянную дверь, Катя вышла на огромный балкон и окинула взглядом зал в надежде отыскать знакомое лицо. Сверху она улыбнулась Ширли Конран. Ширли выглядела потрясающе. Безусловно, стоило платить четыре тысячи фунтов за косметическую операцию.