«На полпути в ад»
Шрифт:
14 АПРЕЛЯ. Мне удалось поговорить с Эллой. Раньше я не осмеливался — меня не покидает чувство, что хоть одна пара белесых глаз украдкой за мной наблюдает. Но вчера вечером, во время спектакля, на меня вдруг напала икота. Мне строго было велено идти в подвал и разрешиться от недуга там, среди мусорных ящиков, куда сторож не заглядывает никогда.
И вот там, во мраке, где стойко ощущался запах крыс, я услышал сдавленное рыдание.
— Что это? Это ты? Это Элла? Что с тобой, дитя мое? Почему ты плачешь?
— Они даже не разрешили мне
— И это все? Право, не нужно так расстраиваться.
— Я так несчастна.
И она поведала мне свою трагическую историю. Что вы об этом скажете? Когда она была маленькой девочкой, шестилетней сопливой девчонкой, она забрела в дальний угол магазина и где-то под прилавком заснула, а мама ее тем временем примеряла новую шляпку. Когда девочка проснулась, магазин был погружен во тьму.
— Я начала плакать, и тут они все повыходили и взяли меня. "Если мы ее отпустим, она все расскажет", — волновались они. А другие предлагали: "Нужно позвать Людей Тьмы". — "Пусть остается здесь, — решила миссис Вандерпэнт. — Будет мне исправной служанкой".
— А кто эти Люди Тьмы, Элла? Когда я здесь появился, они их тоже поминали.
— Вы разве не знаете? О-о, это ужасно! Ужасно!
— Расскажи, Элла. Поделись со мной. Ее всю затрясло.
— Знаете гробовщиков, из фирмы "Конец пути", они ходят по домам, когда люди умирают?
— Да, Элла.
— Так вот, в их похоронном бюро, как и здесь, как в "Гимбелсе", как в "Блумингдейлсе", живут люди, такие, как эти.
— Какая мерзость! Но чем же они там пробавляются, в этом похоронном бюро?
— Мне почем знать? Туда присылают покойников, для бальзамирования. И те, кто там живет… они просто кошмарные! Даже наши и то перед ними робеют. Но если кто-то умирает или сюда на свою беду, забирается какой-нибудь взломщик, забирается и видит наших и может кому-нибудь рассказать…
— Так, так. Продолжай.
— Тогда наши посылают за теми, за Людьми Тьмы.
— Боже правый!
— Да, наши убирают труп в отдел медицинских товаров… труп или взломщика, связанного накрепко, если это взломщик — и посылают за теми, а сами все прячутся… потом те приходят… Господи! Я их однажды видела. Прямо черная тьма, тьма на двух ногах. Стра-ашно!
— А потом?
— Они заходят, где лежит покойник или бедняга-взломщик. У них там есть воск… и все прочее, что надо. А когда они уходят, на столе остается лежать восковой манекен. А уж потом наши его одевают, в костюм там или купальник, и ставят рядом с остальными манекенами, и никто ничего не замечаег.
— Но они ведь тяжелее других, эти манекены? Должны быть тяжелее.
— Нет. Совсем не тяжелее. Я думаю, там таких уже много-бывших покойников.
— Господи помилуй! И что, они и с тобой хотели так обойтись, с малым ребенком?
— Да, но миссис Вандерпэнт сказала, что я буду ее служанкой.
— Мне не нравятся эти люди, Элла.
— Мне тоже. Так хочется увидеть живую птичку.
— Сходи в отдел зоологии.
— Нет, это не то. Мне надо, чтобы
— Элла, давай встречаться почаще. Будем приползать сюда и встречаться здесь. Я расскажу тебе про птичек, и про ветки, и про листочки.
1 МАЯ. Последние несколько вечеров в магазине только и разговоров было, что о грандиозном слете в "Блумингдейлсе", отовсюду доносился взволнованный шепот. Наконец долгожданная ночь наступила.
— Еще не переоделся? Ровно в два выходим. — Роско назначил себя (либо был назначен) моим поводырем и охранником.
— Роско, я ведь совсем новичок. Как подумаю, что надо выйти на улицу, у меня поджилки трясутся.
— Чепуха! Бояться нечего. Выскальзываем наружу по двое или по трое, встаем на тротуаре, ловим такси. Ты что, в старые времена никогда ночью на улицу не выходил? А коли выходил, значит, нас видел, и не раз.
— Боже правый, верно! Еще часто чесал в затылке: кто же это такие? Вон, значит, кто. Но, Роско, я весь в поту. И дыхание перехватывает. Боюсь, не простыл ли.
— Раз так, тебе лучше остаться. Не ровен час чихнешь, вся вечеринка может пойти насмарку.
Я решил довериться их жесткому этикету, который во многом диктовался боязнью быть обнаруженными, и оказался прав. Скоро все они ушли, прошуршав, как листья, косо летящие на ветру. Я тут же переоделся во фланелевые брюки, парусиновые туфли и модную спортивную рубашку — весь этот товар поступил в магазин только сегодня. Потом нашел уединенное местечко, вдали от накатанного маршрута сторожа. Там в поднятую руку манекена я вложил широкий лист папоротника, который изъял в отделе цветов, — сразу получилось молоденькое весеннее деревце. Ковер был песчаного цвета, как песок на берегу озера. Белоснежная салфетка, два пирожных, каждое украшено вишенкой. Оставалось только вообразить себе озеро и найти Эллу.
— Ой, Чарлз, что это?
— Я поэт, Элла, а когда поэт встречает такую девушку, как ты, его тянет на природу. Видишь это дерево? Пусть оно будет нашим. А вон озеро — более красивого я в жизни не видел. Вот трава, цветы. И птицы, Элла. Ты говорила, что любишь птиц.
— О-о, Чарлз, ты такой милый. Мне кажется, я слышу, как они поют.
— А это наш ленч. Но прежде чем приняться за еду, сходи за скалу и посмотри, что там.
Я услышал ее восторженный вскрик — она увидела летнее платье, которое я принес для нее. Когда она вернулась, весенний день одарил ее приветливой улыбкой, а озеро засияло ярче прежнего.
— Элла, теперь давай перекусим. Будем радоваться жизни. А потом поплаваем. Тебе так пойдет любой из этих купальников!
— Чарлз, давайте просто посидим и поговорим.
Мы сидели и говорили, а время растворилось, как во сне. Не знаю, сколько мы могли так просидеть, забыв обо всем на свете, если бы не паук.
— Чарлз, что вы делаете?
— Ничего, милая. Просто дрянной паучок, он полз по твоему колену. Это мне, конечно, привиделось, но иногда такие фантазии хуже реальности. Вот я и попробовал его поймать.