«На полпути в ад»
Шрифт:
Миссис Дарли заключила мужа в объятия. Руки у нее были замечательно длинные и округлые.
— Как славно! — воскликнула она. — Поскорей бы вышли обе ваши книги! Надо его познакомить с Булами и Терри. То-то споров будет! Как все-таки прекрасна жизнь людей, влюбленных в искусство! — Они осыпали друг друга градом поцелуев, вспомнили дни, когда только познакомились, и, совершенно счастливые, крепко уснули.
Завтрак был превосходный: фруктовый сок, овсянка, бекон, грибы — и утренние газеты. После завтрака орангутана повели в его небольшой кабинет; он
— Ну как, нравится? — озабоченно спросил его мистер Дарли. — Обстановка рабочая? Вон в той коробке сигареты, уборная на площадке. Если захотите выкурить трубку, у меня есть табак, я вам принесу. Как вам письменный стол? Чего-нибудь не хватает?
— Сойдет, — уронил орангутан, по-прежнему не отрываясь от зеркала.
— Что-то понадобится, не стесняйтесь, звоните в звонок, — не унимался хозяин дома. — Я уже предупредил прислугу, что вы член нашей семьи. Если что, я этажом ниже. Ну-с, вам, очевидно, не терпится поскорей сесть за работу. Увидимся за обедом. — И с этими словами он оставил орангутана, который продолжал пялиться в зеркало.
Когда это занятие ему наскучило, что произошло совсем не сразу, он съел несколько сигарет, выдвинул все ящики, заглянул в дымоход, произвел оценку мебели, отвратительно осклабился, почесался — и, наконец бросившись на диван, стал строить планы.
Он был из тех, кто воспринимает всякую бескорыстную — услугу как проявление слабости. Больше того, своего благодетеля он считал литературным ничтожеством и тряпкой, ибо ни разу за все время, что он провел в его доме, ему не доводилось услышать ни слова о гонорарах. "Неудачник! Интеллигент! — сказал он себе. — И этот сосунок еще хочет мне помогать! Видали? Ничего, с ним мы разберемся. Вопрос только-как?"
В принципе орангутан мечтал о светло-серых костюмах, жемчужных булавках для галстуков, о роскошных автомобилях, блондинках и обществе собутыльников. Однако тщеславие его само по себе было настолько алчным, что он хватался за любую мелочь а потому не нашел в себе сил разуверить молодого человека, проявившего интерес к его несуществующему роману, и, вместо того чтобы сделать карьеру боксера тяжелого веса, орангутан убедил себя, что он писатель, которому мешают по-настоящему развернуться покровительство и мелочная опека подлого интеллигентика. В поисках чего-нибудь для себя подходящего он перерыл книжный шкаф, но дальше этого дело так и не пошло. "В этой дыре мне не работается", — решил он.
— О чем пишешь? — спросил он как-то вскоре после этого молодого человека, когда они сидели в тени фигового дерева.
Дарли честно принялся пересказывать содержание своего романа.
— Как ни банально это звучит, — сказал он, — но стиль решает многое.
— Стиль? К черту стиль, — осклабившись, заметил орангутан.
— Я знал, что вы это скажете! — воскликнул его благодетель. — В вас есть та самая нутряная сила, которой мне так не хватает. Насколько я представляю себе ваш роман, он напоен жизненными соками — грубыми страстями, обнаженной
— Ну, — сказал орангутан.
— Фраза, — заливался его собеседник, — сжата до мыслимого предела, искусно сведена к хрипу, стону и визгу самок с огромными первобытными сосками, а мужчины…
— Точно, — согласился орангутан.
— … они сбивают друг друга с ног, — продолжал поклонник его дарования. — Ощутив на губах солоноватый привкус крови либо заметив, что женское тело становится податливым под градом апперкотов, хуков справа и прямых слева, они внезапно испытывают доселе неведомое им чувство…
— Ага! — с воодушевлением гаркнул орангутан.
— … и с криком, больше похожим на рыдание…
— Ну ты даешь! — заревел орангутан.
— … они прыгают, цепляются, стискивают друг друга в объятиях и в экстазе, который сродни мучительной, непереносимой, обжигающей, душераздирающей боли…
Будучи не в силах больше сдерживаться, орангутан вгрызся в лучшую ветку на фиговом дереве мистера Дарли.
— Факт! Это моя книга, сэр! — замычал он набитой щепками пастью.
После этого орангутан, как ни грустно говорить об этом, бросился в дом и стиснул миссис Дарли в своих железных объятиях.
— У меня творческий зуд, — прохрипел он. Миссис Дарли по натуре была женщиной восторженной. Она поверила мужу на слово, что орангутан до неприличия гениален. Она всегда восторгалась его фигурой и глазами, к тому же на себе испытала его железную хватку.
Вместе с тем она была необычайно благовоспитанной молодой особой.
— А как же быть с Дэннисом? — говорила она. — Мне бы не хотелось обижать его.
— Да ну? — вскричал бесстыжий антропоид. — Эту мелкую сошку? Бездарность? Ничтожество? Не бери в голову. Я ему задам, детка! Я…
Миссис Дарли с достоинством перебила его. Она была из тех по-настоящему благородных женщин, которые если и способны изменить мужу, так только поддавшись неподдельной страсти, да и то заручившись самым трогательным к себе отношением.
— Пустите меня, Эрнест, — сказала она с таким видом, что наглый зверь вынужден был подчиниться. Как и всякий выскочка, он крайне болезненно реагировал, когда его ставили на место. — Унижая Дэнниса, вы не выигрываете в моих глазах, — продолжала она. — Это лишь доказывает, что вы плохо разбираетесь не только в мужчинах, но и в женщинах.
— Ладно тебе, Джоанна, — униженно заскулил орангутан. — Ну забылся, бывает. Сама знаешь, гений есть гений.
— Не будь вы гений, — сказала Джоанна, — я бы выставила вас из дома. А так у вас еще есть шанс.
У орангутана не хватило ума истолковать ее последнюю реплику так же вольно, как ее восприняли бы иные. Очевидно, он чересчур долго просидел за решеткой и понимал не больше, чем какой-нибудь подсудимый, окончательно озверевший со страху. Перепуганный зверь не усмотрел кокетства в улыбке миссис Дарли и пришел в ужас от мысли, что может лишиться крыши над головой.