НА ПОЛПУТИ В АД
Шрифт:
– Видите ли… – начал было Генри. Дальше «видите ли», однако, дело не пошло, ибо мистер Фишбейн так и не дал ему вставить ни слова.
– В том, что вы говорите, есть доля истины, – сказал наконец Генри через пятнадцать минут. – Должен признать, раньше я не учитывал кое-какие обстоятельства. Я позвоню вам завтра, мистер Фишбейн, и тогда дам окончательный ответ.
Генри положил трубку. Он почувствовал, что находится в состоянии крайнего возбуждения. Он тяжело дышал, от напряжения стучало в висках, но на ум не приходило ничего путного. «Для ребенка большая разница, – рассудил он наконец, – между переутомившимся,
«Кто этот смуглый, стройный, незаурядный на вид археолог-миллионер в желтом жилете? Какой славный». – «Это мой папа».
Разговор происходит в колледже Брин Мор. В этом году набрали очаровательных первокурсниц.
– Проклятье! – воскликнул Генри. – Лучше об этом не думать. Но и назад теперь пути нет. Надо изжить в себе свои предрассудки.
Наконец он встал и поспешил на поезд, которым обычно возвращался домой. У входа на вокзал он чуть было не попал под машину, что, впрочем, не раз с ним бывало. «Чем была бы моя жизнь, – подумал он, – попади я под колеса этой машины?!»
В вагоне уже сидел Бейтс. Бейтс был издателем. Рядом с ним расположился еще один житель Территауна, по имени Картрайт, – полный, веселый человек в блестящих очках. Не успел Генри сесть, как появился четвертый спутник. Имени его никто не знал, так как он редко открывал рот. Это был болезненного вида субъект с впалыми щеками, кривой улыбкой и внимательным, отзывчивым взглядом. Он казался им давним знакомым: всегда ездил с ними в одном вагоне, в разговоры вступать не решался, отвечал односложно и приветливо кивал, когда они выходили в Территауне.
Сам он ехал дальше. Когда его не было, им его не хватало. Они дорожили его кивками и застывшей улыбкой.
Поезд тронулся. Дождавшись, пока они выедут из туннеля на свет, Генри сообщил о своих новостях, внимательно следя за их реакцией.
– Никогда не догадаетесь, кто звонил мне сегодня. Сам Фишбейн. Лично, как принято теперь говорить. Прямо из Голливуда. Почти полчаса держал меня у телефона. Похоже, моя пигалица Джойс… Короче, они хотят снимать ее в кино, сделать из нее кинозвезду на ближайшие семь лет.
Все громко рассмеялись.
– Видали? – сказал Картрайт. – Смех, да и только.
– Вероятно, он решил, что ты клюнешь на это, – сказал Бейтс. – Боже, что они вытворяют с нашими книжками!
– Представляете, Сэнфорд – в роли отца кинозвезды? – сказал Картрайт. – Особенно в старости. И что ты ему ответил? Что скорее убьешь ее собственными руками, да?
– Да нет, сказал, что подумаю.
– Вот как… Что ж, дело, конечно, твое, старик, но, по-моему, думать тут особенно не о чем.
– Мне тоже сначала так показалось. И все же он назвал (если только он не бессовестный лжец) цифру в два-три миллиона долларов. Согласись, прежде чем отказаться от такого предложения, стоит немного подумать. Ведь, заметь, речь идет не обо мне одном.
– Да, деньги немалые. Не знаешь, им случайно не нужны пожилые мужчины на роль дворецких или священников? Я бы мигом. Но ребенок…
– Кое-что из того, о чем говорил Фишбейн, произвело на меня впечатление. Он не глуп. Он согласен, что некоторые юные кинозвезды весьма распущенны. Но, по его мнению, виноваты в этом их невыносимые родители. По-видимому, на киностудиях
– Какая чушь! – воскликнул Бейтс. – Слушай, я сам был там пару раз в связи с экранизацией наших книг.
– Не скажи, – возразил 1енри. – Это интересно. Да, он рассказал мне еще одну любопытную вещь.
Оказывается, они учитывают коэффициент умственного развития.
– Умственное развитие – это еще не все, – подхватил Картрайт. – Кем они будут, когда вырастут, вот в чем вопрос!
– Об этом пока говорить рано. Может быть, все будет в порядке. В конечном счете, почему бы ребенку не приобрести такой опыт, раз у него есть призвание…
– Да будет тебе!
– Она вправе развивать свои способности. В конце концов, мы с женой будем там с ней.
– Генри, ты напоминаешь мне сейчас некоторых наших авторов, когда они получают предложения из Голливуда. У этих бедняг тоже заранее все расписано.
– Но ведь в данном случае речь идет о двух-трех миллионах.
– Какая разница, сколько денег, если это грязные деньги! Это не настоящие деньги, Генри. Это опавшие листья, вот что это такое.
– Ты еще скажи «зеленый виноград», – съязвил Генри, ища поддержки в глазах их молчаливого спутника. – Думаю, когда Джойс вырастет, она со мной согласится. И вообще, меня твое мнение мало интересует. К тебе, Картрайт, это тоже относится. Если вы искренни, значит, просто сильно отстали от жизни. В вас говорят ограниченность, старомодность, только и всего. В наши дни кинематографисты часто бывают культурными людьми. Ведь они художники в своем роде.
– Говорят, деньги не пахнут, – сказал Бейтс, – но мне кажется, я слышу сейчас их запах. Дурной запах, Генри.
– У зависти не лучше. Скажу вам прямо, я… – Он запнулся. – А вы что думаете? – спросил он у молчуна.
– Даже не знаю, – сказал тот, потирая запавшую щеку и отвратительно кривя рот, – Не знаю. Господи! Вроде бы зарабатываю не меньше вашего. А что с того! У меня одно слово что дом – всего четыре комнаты. Больше позволить себе не могу. Почему? Да потому, что дом хотел настоящий. Одна сухая древесина чего стоит! Так-то. Вот вы говорите о детях, женах, бог знает о чем. И как вам на все это денег хватает? Наверное, маргарин едите. Сейчас кругом сплошь один маргарин. Я своей старой кухарке все время говорю: «Мне, говорю, всего этого не давайте. Такая пища не для меня. Мне такое есть унизительно. Терпеть не могу еды из банок, всякие там суррогаты». Я люблю, чтобы ноги были одеты в кожу, а тело – в твид. Вот и все. Пусть лучше плюют мне в лицо, чем продают этот паршивый суррогат. Лично у меня на четырехкомнатный дом вся зарплата уходит. Жены! Семьи! Поездки в Голливуд! По мне, так все это маргарином отдает.
После этого неожиданного словоизвержения он вновь привычно замолк. Он явно не слышал и не понял ничего из того, что говорилось по поводу заманчивого голливудского предложения. Оно просто не дошло до него, завязнув, как в фильтре, в его предрассудках. У Территауна, поезд замедлил ход.
– Итак, джентльмены, – язвительно процедил Генри, собирая вещи, – если раньше я еще сомневался, то теперь вы меня окончательно убедили. Спасибо. И до свидания! Завтра я принимаю предложение Фишбейна. – Он сухо кивнул на прощание.